Такова же история развода Спурия Руги в III в. до н. э. по причине бесплодия жены: он «сильно любил жену, которую отослал, и <…> она была ему очень дорога своим нравом, но <…> выше своей привязанности и любви он поставил то, в чем был обязан клясться цензорам – взять жену, чтобы иметь детей» . Впрочем, Валерий Максим утверждает , что он не избежал порицания, «ибо думали, что даже желание иметь детей не должно было стать выше супружеских обетов». В эпоху гражданских войн произошло нечто подобное: когда знакомая нам безымянная матрона  предложила супругу развестись, потому что у них не было потомства, он отказал ей: «Сомневаясь в своей плодовитости и огорчаясь, что у меня может не быть детей, чтобы я не потерял на это надежду, оставив тебя моей женой, и чтобы самой не быть из-за этого несчастной, ты пожелала оставить мой дом, чтобы поручить его плодовитости другой женщины. <…> Должен признаться, что я возмутился чуть не до потери рассудка: в такой ужас меня привел твой поступок, что я едва пришел в себя. <…> Могли я иметь такое желание или потребность завести детей, чтобы отказаться от супружеских обетов!»
Оценить плодовитость римских женщин и в особенности жен высокопоставленных лиц трудно. Уже Цицерон  хвалил Цезаря за то, что он принял меры, поощряющие рост населения (propaganda suboles) после гражданской войны; законы Августа – о браках в разных сословиях 18 г. до н. э. (lex Iulia de ordinibus maritandis) и особенно закон Папия – Поппея 9 г. н. э. – стара-лись подталкивать к многодетным бракам. Знаменитое «детское право» (ius liberorum) было немаловажной льготой, а целибат и вдовство облагались большими пенями, особенно для бога-тых. Август установил для льготы норму (три ребенка), которая отнюдь не давала преимуществ действительно многодетным семьям, – это, без сомнения, доказывает, что у высокородных рим-лянок детей обычно было или, по крайней мере, выживало меньше, а это не позволяло фамилиям не пресекаться.

«Долго пришлось бы искать такого, если бы не было человека, словно предназначенного для этого жребия, а именно Миниция Ацилиана <…>. Родина его Бриксия, родина в той нашей Италии, которая до сих пор удерживает и сохраняет многое от порядочности (verecundia) и про-стоты деревенского старого уклада жизни. Отец его, Минуций Макрин, человек среди сословия всадников видный; подняться выше он не захотел <…>. Серрана Прокула из Патавия, его ба-бушка с материнской стороны <…>, образец строгой нравственности. Публий Ацилий до-водится ему дядей по матери. Это человек почти единственный по своей основательности, благоразумию, честности. Коротко говоря, во всей семье не найдется ничего, что не пришлось бы тебе по душе в своей собственной. Сам Ацилиан очень энергичен и деятелен и в то же время чрезвычайно скромен (verecundiam habet). Он с честью прошел квестуру, трибунат и претуру; ты избавлен от необходимости хлопотать за него. У него благородное румяное лицо, и он часто краснеет; врожденная красота во всей фигуре и осанка сенатора (senatorius decor). По-моему, никак не следует считать это мелочью; это как бы награда девушкам за их целомудрие (castitas). Не знаю, добавлять ли, что отец его очень состоятельный. Когда я представляю семью, в которую собираюсь ввести зятя, то думаю, что о его средствах говорить не стоит; когда думаю о наших нравах и законах, считающих, что прежде всего надо учитывать состояние, то представляется мне, не следует обойти и этот пункт, тем более, что, думая о потомстве, и потомстве многочисленном, следует при выборе партии принимать и это в расчет» .
Рассмотрим изложенные резоны. Прежде всего, Миниций Ацилиан – италиец, что для ита-лийцев хороший знак, особенно с точки зрения строгости нравов. Чувствуется затаенное предубеждение против провинциалов.

Итак, все сходилось: Миниций Ацилиан был блестящей партией . Конечно, здесь перед нами сенаторская, особенно эндогамная среда. Mutatis mutandis, и в других социальных слоях, очевидно, применялись критерии того же типа, но не столь строгие. Вспомним, что закон нико-гда не запрещал браков между свободными людьми: только сенаторскому сословию возбраня-лись союзы с вольноотпущенниками, актерами и проститутками. Этот запрет соблюдался, что можно вывести из просопографических исследований, на основании эпиграфичеких данных, позволяющих реконструировать послужные списки или жизнь представителей тех или иных семейств. Оно и неудивительно: женятся только на тех, с кем встречаются, а сановный человек в частной жизни не встречал вольноотпущенников . Что касается «стратегических» фамильных союзов, мы говорили о них в связи с социальной мобильностью.

Идеальная невеста и образцовая супруга

Что же ценилось в невесте? В письме Плиния она видна лишь в отраженном свете: у нее те же достоинства – высокое положение и богатство; разумеется, не идет речь о карьере и должно-сти, зато говорится о castitas (целомудрие, скромность) и pudicitia (стыдливость) – достоинствах идеальной римской матроны в литературе и эпиграфике, в том числе и публичной . Эти термины означают далеко не только сдержанность и достоинство: они служат определением женщины, сохранившей физическую чистоту, девичью скромность и супружескую верность.
Что касается более приятных качеств, обратимся к поэту Стацию :
Дам супругу ученую (docta) в свете факелов брачных,
Нравом тебе под стать (тебе бы послали такую
Сами Юнона с любезной Венерой), под стать и красою,
И богатством, и вежеством, и обаяньем, и родом.

Это не конкретный случай, а идеальный образец, но в нем с ценными практическими и по-литическими качествами сведены воедино и абстрактные. Отметим первое из перечисленных, ибо оно весьма любопытно: docta. Оно упоминается не часто, но здесь перед нами мир литерато-ров: ведь Стаций обращается к Лукану.

Мы знаем и о Миниции Марцелле, которая скончалась невестой за несколько дней до свадьбы: ей было как раз двенадцать лет, одиннадцать месяцев и семь дней . Плиний Младший – мы часто его вспоминаем, потому что это один из немногих источников, хоть что-то говорящих нам о частной жизни, – описывает нам ее и скорбь ее отца Миниция Фундана, впоследствии консула 107 г. н. э.: «Ей не исполнилось еще и 14 лет , но в ней были благоразумие старухи, серьезность матроны и в то же время прелесть девочки вместе с девической скромностью (verecundia) <…>. Как она любила своих нянек, педагогов, учителей –каждого за ее службу ей! Как усердно занималась чтением, как понимала прочитанное! Как скромно и осмотрительно шутила! Как спокойно, терпеливо, даже стойко переносила она по-следнюю болезнь! <…> Она уже была просватана за редкого юношу, уже был назначен день свадьбы, мы были приглашены <…>. Не могу выразить словами, какую рану нанесло душе моей известие, что сам Фундан распорядился истратить на ладан, мази и благовония все деньги, кото-рые назначил выдать на одежды, жемчуга и драгоценности <…>. Он потерял дочь, которая по-ходила на него и нравом, и лицом, и выражением, была прямо его копией» . Созданный муж-чинами образец идеальной женщины выведен и в других местах, в связи с другими лицами, например, Агриппиной Старшей, Марцией, Мезией , но здесь еще подчеркнут интерес к уче-нию. Просвещенная женщина (matrona docta) была идеалом не только в поэтическом кругу: о ней свидетельствует одна надпись из Пюи , где восхваляется некая «мудрейшая женщина», femina sapientissima.

В городе запреты были вызваны религиозными причинами, в деревне же это время напря-женных сельскохозяйственных работ, так что свадьбы, видимо, предпочитали справлять зимой.
Накануне свадьбы  девушка приносит свое платье в жертву Фортуне Девичьей, а дома – свои игрушки семейным богам. В тот же день женщины, живущие в доме, готовят ее к церемо-нии. Волосы причесывают особым образом на манер весталок: делят на шесть прядей загнутым наконечником копья, а затем собирают на макушке в виде конуса, перевязанного шерстяной лентой. Голова покрыта фатой цвета пламени (flammeum), не закрывающей лица, и увенчана цветами . Невеста надевает tunica recta – платье, сотканное по древнему способу, подпоясанное шерстяным поясом со сложным узлом – так называемым узлом Геркулеса, который муж должен развязать, своеобразным магическим оберегом. На ногах у нее туфли шафранового цвета (lutei socci). Часто подготовка к свадьбе была моментом нежного расставания невесты с женщинами своей фамилии: тут и советы, и ласки, и добрые пожелания.

Свадьба

Свадебная церемония начиналась в доме невесты , где собирались гости. Друзья и клиен-ты от приглашения отказаться не могли, оно налагало на них обязательство (officium). На рас-свете приступали к гаданиям, чтобы увериться в одобрении богов. Возможно, новобрачные об-менивались какими-то символическими словами. Затем «пронуба» – подружка невесты, женщина, бывшая замужем лишь один раз и не вдовая, – соединяла руки (dextrarum iunctio) в знак обоюдного доверия. После этого супруги приносили брачную жертву. Каких именно богов ублажали, точно неизвестно – скорее всего, Юнону, Теллура и Цереру. Далее следовало подпи-сание договоров о приданом, которые свидетели заверяли своими печатями. Наступал момент поздравлений и подарков от семейства, друзей и рабов; первая часть празднества завершалась большим пиром.

После этого, как считается, новобрачная может узнать слова, которым учатся в браке (nupta verba) – названия мужского (mentula) и женского (cunnus) членов. Пора нам прочесть стихи Катулла:

Ручку тонкую девушки
Бросьте, мальчики-спутники!
К ложу мужнину пусть идет!
Вы же, добрые женщины,
Старикам своим верные,
Уложите вы девушку!
Время! Можешь идти, супруг!
В спальню мужа взошла жена!

…

…Но уходит день…
Так не медли же боле!

…

Дверь закройте, о девушки!
Будет праздновать. Добрая,
Ты счастливой живи, чета,
Приноси постоянные
Жертвы юности бодрой!
Будьте счастливы – юную силу
Занимайте даром, многим данным .

На другой день супруга приносит первые жертвы богам своего нового дома, а вечером происходит repotio – ужин и пирушка в доме новобрачных, где опять пьют за их здоровье, при-чем жена должна выйти уже в одежде матроны .

Нравственное влияние и наставничество матери из хорошего общества приобретало клю-чевую роль в связи с образованием и воспитанием детей. Она была символом традиционных ценностей и имела над детьми полную власть. Если для нас материнский долг заключается прежде всего в заботе и ласке, то для римской матери это disciplina и severitas (наставление и строгость). Вспомним, что во время извержения Везувия 79 г. н. э. Плинию Младшему было семнадцать лет и жил он у дяди, Плиния Старшего, но под ферулой матери, Плинии Секунды, которой беспрекословно повиновался. В зрелые годы Плиний оставался верен тем же принци-пам, судя по его письму к Кореллии Гиспулле, которой он помогал искать хорошего учителя для детей . Еще выше в обществе стояла Агриппина Младшая, мать Нерона, подбиравшая подрост-ку учителей, в том числе Сенеку – что из этого вышло, известно. Позже Марк Аврелий хвалил свою мать за благочестие, душевную чистоту, щедрость и умеренность. Мать-римлянка строго руководила сыном, но официально не могла вмешиваться в его ораторскую, юридическую, военную и политическую деятельность. Тем не менее так часто бывало и могло приводить к очень серьезным конфликтам, как случилось с Октавианом или Нероном, а Тиберий хотя и советовался с матерью, но не желал, чтобы об этом знали .
У Цицерона в одном из писем к Аттику о молодом Квинте есть фраза, особенно ярко пока-зывающая это чувство любви-долга, любви-учтивости: «Мне кажется, что он очень любит мать, как и подобает» . Эти слова дают понятие, какая пропасть отделяет наше представление о сы-новней любви от римского. Отношения матери с дочерьми были, конечно, более непринужден-ными и близкими: она готовила их к замужеству. Тем не менее дочь тоже была обязана ей не столько нежными чувствами, сколько почтением и послушанием, долгом и преданностью (pietas).

В союзе и в любви, в радости и в горе

В принципе брак не имел никакого отношения к любви, сексуальная жизнь мужа проходи-ла на стороне, но супружество могло сопровождаться дружбой и согласием. В идеале супруже-ская чета должна была жить в ладу, хотя, как мы видели, супруги редко избирались по любви; о таком согласии (concordia) говорится в литературе и в надписях – это не значит, что он действи-тельно встречался очень часто, но значит, что не был исключительным явлением. Античный по-эт хвалил Ливию за то, что она посвятила великолепный храм богине Конкордии и тем почтила своего супруга . В надгробных надписях читаем, что такие-то и такие-то супруги прожили жизнь без ссор и скандалов . Многие жены называются не только «нежнейшими» (dulcissima) или «дражайшими» (carissima), но и «безмерно любящими» (amantissima). Один супруг умиленно вспоминает, что супруга прожила с ним пятнадцать лет душа в душу . Другой, радостно со-общает его вдова, огорчил жену только в день смерти . Литература говорит нам об Агриколе и Домиции Децидиане, которые «жили в поразительном единодушии и взаимной любви, соревну-ясь в старании угодить друг другу» , о счастливых браках поэта Стация с Клавдией , а также Виолентиллы с Аррунцием Стеллой . Как мы увидим, были жены-героини, шедшие с мужьями на смерть или в изгнание.
Вспомним поразительный пример Випсании Агриппины – дочери Марка Випсания Агриппы и богатой, владевшей греческим Аттики – единственной дочери Аттика, дружившего с Цицероном. Она была выдана замуж за Тиберия и нравилась ему , но, как сообщает Светоний, «хотя они жили в согласии, хотя она уже родила ему сына Друза и была беременна во второй раз, ему было велено дать ей развод и немедленно вступить в брак с Юлией, дочерью Августа. Для него это было безмерной душевной мукой <…>. Об Агриппине он тосковал и после развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она больше никогда не попадалась ему на глаза» .

В надписи из окрестностей Остии (конец II – начало III в. н. э.) оплакивается целомудрен-ная женщина, вышедшая замуж четырнадцати лет, никогда не ходившая одна в баню, скончав-шаяся в возрасте двадцати одного года, двух месяцев и двадцати одного дня и оставившая мужу дочь. Она сделала его счастливым (felicem); с ней он пережил лучшие минуты своей жизни .
Марциал, воспевший любовь Нигрины, через несколько лет вместе с ней оплакал смерть ее мужа на побережье далекой Каппадокии, где он был наместником:

Кости с собой увезла дорогого супруга Нигрина
И горевала, что путь не был длиннее домой.
А зарывая в холме ненавистном священную урну,
Будто вторично она горестной стала вдовой.

Плиний не проявлял особых эмоций по поводу выкидыша у жены, но написал ей письмо, в котором представлен весь расхожий любовный лексикон. Формально там есть все: страсть к далекой возлюбленной, страдание от разлуки, бессонница – знак любви, любовь – причина болезни, душевные терзания, нежные утешения . Истинная любовь или стилистическое упражнение?
В общем, как и в любом обществе, во все времена трудно узнать, что было на самом деле. Литературные и эпиграфические источники, возможно, дают прочесть то, что хотят сказать, – то, что считается правильным в обществе. Юристы же говорят нам о тяжбах и разводах, о возвратах приданого: они имеют дело именно с такими делами. Косвенные указания, пожалуй, можно получить относительно жизни высших кругов общества: в эпоху Империи жены с детьми и «фамилиями» рабов сопровождали мужей в провинции, где те служили чиновниками, военачальниками, наместниками, администраторами, а также в районы боевых действий, в негостеприимные и опасные места, невзирая на риск для новорожденных и будущих детей. Известно, что Домиция Децидиана в Британии родила сына, но мальчик умер. Флавия Сабина отправилась с Луцием Юнием Цезеннием Петом в Каппадокию; муж отрядил часть войск, чтобы охранять ее с маленьким сыном – поэтому за поражение, которое он потерпел в Армении, его осудили особенно строго . Зачем же так осложнять жизнь, когда известно, что наместник, в зависимости от места назначения, оставался там от года до трех, что после этого ему нужно было пересечь весь известный тогда мир в обратном направлении и вернуться в Италию или в свои поместья, а еще вернее – отправиться в новый гарнизон или столицу новой провинции? Не для того ли, в самом деле, чтобы показать, как супруги привязаны друг к другу? Такие случаи были часты среди сенаторов (вспомним Дигниллу, рабов которой мы встречали в Майнце) и всадников , что позволяет предполагать искренность чувств, о которых говорил и Валерий Мессалин на сенатских дебатах 21 г. н. э., защищая присутствие женщин в войсках, которое намеревались запретить. «На войну, – сказал он, – разумеется, нужно идти только тем, кто способен носить оружие; но есть ли для возвращающихся после бранных трудов более чистое и добродетельное отдохновение, чем даруемое супругой?» Друз прибавил, что «он выезжал в Иллирию и, если понадобится, отправится и к другим народам, но не всегда хранил бы спокойствие духа, если бы отрывался от своей дорогой супруги и матери стольких его детей» .