Хотя в древнейшие времена — до 3200 года до н. э. — в Египте и Нижней Нубии жило однородное население и они, по сути, обладали единой культурой, ко второй половине 2-го тысячелетия до н. э. они все больше и больше отдалялись друг от друга. Образование единой нации принесло Египту огромную выгоду: при первых династиях появилось национальное египетское искусство, и уже в эпоху пирамид египетская культура достигла своего первого расцвета.

Нубия, напротив, постоянно оставалась на примитивном культурном уровне и без изменений сохраняла формы и технические приемы далекого прошлого, неизбежно теряя «энергию молодости». К периоду Древнего царства наступил самый большой спад культуры в истории Нубии. Погребения той эпохи демонстрируют крайнюю бедность населения и почти полное отсутствие связей с Египтом.

Однако нубийская культура пережила большой подъем в 3-м тысячелетии до н. э., когда хамитские племена, смешавшиеся с негритянским населением, пришли из Судана на север и обосновались в Нижней Нубии между первым и вторым порогами Нила. Вновь прибывшие принесли с собой на новое место жительства свои национальные обычаи и правила. На иссушенной почве находящейся в упадке Нубии развилось новое искусство, которое резко отличалось от существовавшего в этой стране прежде, хотя в древнем было много того, что можно было использовать в новом. Особой чертой новой культуры являлась ее разнообразная керамика, среди которой обращают на себя внимание глиняные чаши с красивыми резными орнаментами. Начался период новой, высокоразвитой нубийской культуры.

Так что же на юге делало господство над страной Куш таким желанным для египтян? Почему фараоны столь упорно пытались покорить области в верхнем течении Нила и включить их в состав своей растущей империи? Разумеется, от местных земледельцев можно было получить подати в виде продуктов с полей и скота. Однако гораздо большее значение имели богатые копи Куша, где добывали огромное количество золота. Кроме того, Нубия, как и Египет, была страной, где текла великая река. Нил являлся связующей нитью между Египтом и областями Судана, благодаря которой велась богатая торговля всеми желанными товарами Африки: слоновой костью, черным деревом, страусовыми перьями и яйцами, леопардовыми шкурами, скотом и рабами. С древнейших времен и почти до наших дней египтяне в основном торговали с землями в верхнем течении Нила и Суданом. Эту торговлю можно было успешно поддерживать только в том случае, если эти области и все дороги в пустыне находились под контролем Египта.

Бесспорно, тот факт, что Тутмос I включил вновь завоеванные земли Нубии в Египетскую империю и объединил их со своей самой южной провинцией в один большой административный район, как это продолжает существовать и в наши дни, свидетельствует о его большом таланте правителя. Для управления провинцией назначался наместник, носивший титул «князь Куша и начальник южных земель». Его положение, как предполагает его титул, было гораздо более независимым, чем у других египетских чиновников

Среди этих вельмож появляется и негритянская царевна, которая под защитой пышного «зонта» едет в богато украшенной египетской колеснице, запряженной, как это ни странно, вместо обычных горячих коней неуклюжими быками. Нетрудно представить, с каким удивлением жители египетской столицы должны были взирать на эту экзотическую процессию, особенно на чернокожих женщин, ведущих голых детей за руки или, как в одном случае, несущих младенцев в корзине на спине, высокого жирафа в сопровождении двух погонщиков и величавых быков и коров с их богато украшенными рогами.

Под хорошо организованным египетским управлением Нубия быстро развивалась. Система ирригации была улучшена, так что урожаи с обрабатываемых земель заметно возросли. Были основаны новые города, и повсюду выросли прекрасные храмы, которые по размерам и убранству лишь немного уступали тем, что были возведены в самом Египте. Нам известно не менее двенадцати нубийских храмов, которые обязаны своим строительством фараонам Восемнадцатой династии. Красивейшим из всех, без сомнения, являлся большой храм в Солебе, который относится к самому блестящему периоду истории древнеегипетской архитектуры — правлению Аменхотепа III. Как указано в посвятительной надписи, он был «сделан очень широким и большим, его красота была превосходна, его входные башни достигали неба, и его столбы для флагов доставали до небесных звезд. Его было видно с обоих берегов реки… Он был окружен большой стеной, зубцы которой сверкали больше неба и напоминали обелиски, которые царь Аменхотеп возвел на миллионы миллионов лет».

Итак, Нубия постепенно стала полностью египтизированной, и это явление было настолько полным, что она упрямо держалась за египетскую культуру позднее, когда сам Египет уступил иноземным влияниям. Когда греки в VII веке до н. э. пришли в долину Нила, именно Нубия — та самая Нубия, которую некогда пренебрежительно называли «презренным Кушем», — считалась местом традиционной египетской культуры. Приезжавшие греческие писатели приходили к заключению, что вся цивилизация Египта происходила из Эфиопии, страны с чернокожим населением, и оттуда была принесена вниз по Нилу в Египет.

Важным событием в период ранней Восемнадцатой династии было возобновление торговых отношений с населением страны чудес — Пунта на побережье Сомали. На пятом году правления царицы Хатшепсут в эту далекую землю была послана экспедиция, состоящая из пяти больших парусных судов, под командованием одного из царских любимцев. После долгого путешествия флотилия прибыла к «мирровым террасам» на берегу Пунта, где египтяне с удивлением увидели хижины местных жителей, построенные посреди пальм и рощ мирровых деревьев на сваях. Попасть в них с земли можно было только при помощи лестниц (см. вклейку фото 24). Египетские моряки выгрузили на берег множество товаров — оружие, бусы, кольца и тому подобное, — привезенных с берегов Нила. Вскоре из деревни Пунта появились его правитель в сопровождении своей чудовищно толстой жены, сыновей и дочерей, чтобы те могли приветствовать чужеземцев и расспросить, зачем они приехали (см. вклейку фото 25). Тем временем торговля продолжалась: жители Пунта принесли товары своей страны, особенно большое количество мирры и золота, и обменяли их на диковинки из Египта.

После такого большого путешествия в Пунт связь с этой далекой страной поддерживалась постоянно, и с того времени египетские источники неизменно информируют нас о чудесах, которые были привезены оттуда в долину Нила в результате скорее торговых, чем военных экспедиций.

Самым важным событием всей эпохи было завоевание Сирии и Палестины, которое было достигнуто постепенно в результате самых тяжелых со времен изгнания гиксосов сражений. Тем не менее египтяне не смогли низвести эту область до статуса египетской провинции или установить здесь единое управление, как они сделали в Нубии. В стране, разделенной природой на множество несоприкасающихся частей и настолько разобщенной политически, подобной организации можно было добиться только благодаря гораздо большим военным и административным силам, чем те, которыми фараоны располагали в действительности. В результате они были вынуждены довольствоваться требованием, чтобы сирийские государства признали господство Египта. Правители, которые по своей воле или из-за вооруженного принуждения покорились египтянам, были вынуждены призвать фараона своим господином и связать себя обязательством регулярно выплачивать дань в четко установленных количествах. Их также заставляли служить в армии египетского царя во время войны и снабжать его войско «питанием и питьем, быками, овцами, медом и маслом» каждый раз, когда оно должно было пройти по их владениям. Часто египетский чиновник, обладающий полномочиями, в сопровождении отряда солдат размещался в их городах, чтобы представлять фараона и обеспечивать надлежащее уважение Египту и его власти.

Естественно, огромной политической ошибкой было бы предоставить завоеванную страну после ухода большой египетской армии самой себе, а доставку дани поручить доброй воле правителей. В тот же день, когда последний египетский воин покинул бы территорию Сирии, правители, разумеется, провозгласили бы свою независимость, представители фараона со всеми своими сопровождающими были бы «удалены», а от выплаты дани отказались бы. На самом деле это происходило довольно часто, и постоянно повторяющиеся вторжения египетской армии в Сирию явно свидетельствуют, что государства «презренной страны Речену» не покорились легко египетскому превосходству. Поэтому, чтобы предотвратить, насколько это возможно, появление восстаний, держать вассалов в повиновении и обеспечить сильные укрепления на случай войны, по всей стране были основаны военные посты, или «места привалов». Они были укреплены стенами и защищены башнями, в их гарнизонах присутствовали лучники и возничие колесниц. Там были устроены большие склады для хранения части дани, доставляемой из окружающих городов, чтобы «место привала» можно было обеспечить любой хорошей вещью, когда египетская армия в следующий раз придет туда и ее нужно будет снабдить припасами.

Египтяне использовали и иное действенное средство, чтобы держать в повиновении правителей-данников: они увозили в Фивы в качестве заложников их сыновей или других членов их семей. В столице их селили в большом дворце, где с ними хорошо обращались, хотя это была своего рода роскошная тюрьма.

Так, правитель Иерусалима Абдихепа защищается от обвинений в измене, о которой было доложено двору в следующем послании:

«Царю, моему господину, говорит Абдихепа, слуга твой: „Семь и семь раз припадаю я к ногам царя, господина моего. Что я сделал царю, моему господину? Они клевещут на меня перед царем, говоря: „Абдихепа отступился от царя, своего господина“. Но смотри, не отец мой, не матерь моя поставили меня на это место, а могучая рука царя передала мне дом отца моего. Зачем же буду я совершать преступление против царя, моего господина? Пока царь, мой господин, жив, я буду говорить посланцу царя, моего господина: „Почему ты любишь хабиру и ненавидишь местного вассального правителя?“ Вот почему они порочат меня перед царем, моим господином“».

Раболепия полно также и следующее послание, которое правитель Бейрута Аммунира адресует «царю, моему господину, моему солнцу, моим богам и дыханию моей жизни… Я услышал слова табличек царя, моего господина, моего солнца, моих богов и дыхания моей жизни, и сердце слуги твоего, пыли под ногами царя, моего господина, моего солнца, моих богов и дыхания моей жизни, обрадовалось очень сильно, ибо дыхание царя, моего господина, моего солнца, моих богов и дыхания моей жизни, достигло слуги его и пыли под ногами его. Когда к тому же царь, мой господин, мое солнце, написал слуге его и пыли под его ногами: „Сделай, чтобы все было готово для войска царя, твоего господина“ — я понял его хорошо. И смотри, я приготовил все, моих лошадей, мои колесницы, все мое, чем владеет слуга царя, моего господина, для войска царя, моего господина. Пусть войско царя, моего господина, моего солнца, моих богов, сокрушит голову врагов его. И пусть глаза слуги твоего смотрят на жизнь царя, моего господина».

Фараон считал себя стоящим выше этих раздоров, но только пока продолжала выплачиваться дань и не было перебоев в торговле с долиной Нила. Для него и для египетской администрации самым главным было получить от зависимых государств наибольший доход. С полей и из садов должны были доставлять часть урожая в качестве подати, которую либо посылали в Египет на кораблях и хранили в царских кладовых, либо, как мы уже видели, использовали для пропитания военных постов. Также важна была и другая дань, поступавшая из Сирии: рабы и рабыни, предназначенные для работ на строительстве храмов и общественных зданий или труда в рудниках и каменоломнях; лошади и колесницы; большие стада всевозможных пород крупного рогатого скота, овец и коз, а также более редкие животные, такие как слоны и медведи; благовония, масло, вино, мед; слоновая кость и желанные металлы, включая золото, медь и свинец; полудрагоценные камни, особенно ляпис-лазурь и горный хрусталь; бесчисленные произведения сирийских ремесленников, в том числе и золотые и серебряные сосуды и кувшины, некоторые из которых были изготовлены в форме голов животных. Жители покрытых лесами склонов гор Ливана были обязаны доставлять полезную древесину, особенно хвойных пород, которая высоко ценилась в практически лишенном деревьев Египте, где ее использовали при строительстве и изготовлении больших и малых предметов мебели, сундуков, небольших блюд и тому подобного. Эта дань прибывала в Египет ежегодно, и ее получали и записывали от имени царя особые высокопоставленные чиновники. Должно быть, это было впечатляющее зрелище, когда «вожди Речену и всех северных стран приходили с концов земли, сгибаясь в смирении, неся дань свою на спинах своих», ибо это стало любимым сюжетом, который чиновники, отвечавшие за получение дани, выбирали для изображения на стенах своих гробниц

Поэтому при Тутмосе III или при его преемнике между двумя державами, возможно, был заключен договор о дружбе, скрепленный женитьбой Тутмоса IV на дочери митаннийского царя Артатамы. Посланники свободно путешествовали между двумя дворами, и в результате возникла обширная переписка на клинописных табличках, часть которой, написанная царем Митанни Тушраттой фараонам Аменхотепу III и Аменхотепу IV, сохранилась в царских архивах в Амарне.

Желание фараона взять в свой гарем митаннийскую царевну дружественный двор на Евфрате удовлетворил не сразу. На самом деле Аменхотеп III отправил Шутарне — преемнику Артамамы — пять или шесть писем, когда митаннийский царь наконец согласился, чтобы его дочь Гилухепа стала супругой египтянина. Когда она в сопровождении трехсот семнадцати дам из своего гарема наконец прибыла в долину Нила, наступило всеобщее ликование, и Аменхотеп III, по своему обыкновению, велел изготовить серию больших памятных скарабеев, чтобы отпраздновать это знаменательное событие в международных отношениях Египта. А еще позже, когда сын Шутарны Тушратта взошел на трон Митанни, Аменхотеп отправил своего посла Мени к нему с письмом: «Брат мой, пришли мне твою дочь, чтобы она стала моей женой, госпожой Египта». Тушратта со своей стороны «не опечалил сердца брата своего и принял благосклонное решение. Он показал ее Мени, как желал брат его. И Мени увидел ее, и, когда он увидел ее, он очень обрадовался». После этого Мени отправился назад в Египет, чтобы сообщить своему владыке о результатах смотрин.