Когда на Западе узнали о взятии Иерусалима, начался следующий крестовый поход, чтобы оказать подмогу Защитнику Святого Гроба Господня; но три армии - ломбардцев, бургундцев, немцев и французов из западных областей - были одна за другой раздавлены турками, и число спасшихся составляло, в лучшем случае, 3000 человек.
Чуть погодя, в 1102 г., Раймунд Сен-Жилльский в сражении за Тортосу руководил 300 рыцарями, а Понс Триполийский, спешивший на помощь Антиохии в 1115 г., вел с собой 200 рыцарей и 2000 пехотинцев; в 1108 Гильом-Иордан, кузен графа Тулузского, освободил Аль-Акму с 300 рыцарями.
Когда в 1146 г. король Франции Людовик VII и император Конрад взяли крест по призыву Св Бернарда, число крестоносцев под их началом достигало, быть может, 140000 человек. Но трем четвертям бойцов было суждено погибнуть по дороге, в Малой Азии; лишь отряд провансальцев, путь которых лежал по морю, прибыл почти невредимым под командованием графа Тулузского Альфонса-Иордана.
Некоторые сведения о походах XII - XIII вв. отличаются особой точностью. Так, император Генрих VI в письме к папе Целестину III от 1195 г. упоминал, что поведет в крестовый поход 1500 рыцарей и столько же сержантов. В то же время крестоносцам из Рейнской области и Франконии, возглавляемым архиепископом Майнцским Конрадом, потребовалось 30 кораблей, чтобы отплыть из Мессины, а тем, кто сопровождал графа Брауншвейгского и архиепископа Бременского - 40 кораблей. Фердинанд Лот оценивал в 3000 число всадников, которых в 1190 г. привел Фридрих Барбаросса, но греческий историк Никита Хониат говорит, что их было 5000. Вот транспортные суда, которые были тогда использованы. 70 "юиссье"22 и 150 кораблей, подготовленных императором Исааком Ангелом, очевидно, хватило бы, чтобы перевести 15000 лошадей - в две ходки, как и указано в текстах, необходимых для 1500 рыцарей, ибо если мы говорим "рыцарь", то подразумеваем трех человек и столько же лошадей - каждый рыцарь приводил с собой двух оруженосцев. Барбаросса взял с собой только всадников, опасаясь повторить печальный опыт одного из своих предшественников - императора Конрада III. Конрад потерял почти всех своих пехотинцев в турецкой Анатолии, погибших либо от болезней в знойном климате, либо от голода, ибо, обманутый византийцами, для перехода от Никеи до Икония озахватил с собой продовольствия на восемь дней, тогда как требова лось взять, по крайней мере, на двадцать дней пути Свой крестовый поход Барбаросса подготовил с большей тщательностью, впервые посты снабжения продовольствием были обеспечены наперед, к тому же его экспедиция началась с блистательного захвата Икония, что лишило турок сельджуков столицы Правда, он понес ощутимые потери в лошадях один из очевидцев свидетельствовал, что спустя два года после выступления в поход, у императора осталось всего 600 коней Известно, как в дальнейшем его армия разбрелась после нелепой случайности, стоившей императору, упавшему в воды Селефа, жизни.

Тем не менее, эти поздние по времени походы оказывали лишь случайную, спорадическую, и, конечно, крайне нерегулярную помощь. Ведь чтобы защитить государство с площадью около шестисот километров в длину, шириной в шестьдесят, окруженного населением, чувства которого могут быть только враждебными - ибо для них христианин всегда оставался неверным - очевидно, требовалась постоянная армия. Поэтому Готфрид Бульонский распределял фьефы между своими соратниками согласно феодальному правилу: за каждое земельное владение нужно было нести военную службу.
Со временем военные повинности устоялись, превратившись в кутюмы, и с XIII в. появилась возможность набросать таблицу военнообязанных сил правда, в эту эпоху многие замки были отвоеваны сарацинами и фигурировали исключительно на бумаге; так, например, каждая барония была обязана "службой ста рыцарей"; замок же и сеньория Крака могли выставить всего 60 рыцарей.
Жан д'Ибелин, который и создал эту таблицу, насчтывает всего 675 рыцарей в латинской Сирии в 1265 г.; такими же силами, должно быть, располагало княжество Антиохийское. Продолжительность службы не была ограничена, как на Западе, сорока днями в году; от воина могли потребовать служить в течение всего года и в любом месте королевства. Рыцарь, призванный королем, должен предстать перед ним во всеоружии в течение четырнадцати дней, за которые он не получал плату; в остальное же время он получал жалованье на повседневные расходы. Некоторые рыцари вообще не владели фьефом в Святой Земле; это были "пилигримы", странствующие рыцари, не собиравшиеся оседать в этих краях и временно нанимавшиеся королем за плату таким образом, они находились у него на жаловании; иногда им передавали фьефы вместо платы и знаменитый Рено де Шатийон, который сыграл столь злополучную роль в Святой Земле, первоначально попросту состоял на жаловании у короля.
Кроме феодалов, военные силы выставляли церковники и города. Например, Иерусалимский король имел право потребовать 500 сержантов у патриарха; архиепископы Тирский, Назаретский и Кесарийский должны были предоставить каждый по 150 бойцов, как и некоторые аббатства: иосафатский монастырь должен был 150 сержантов, равно как и монастырь Сионской горы, аббатство горы Фабор - 100, и т. д. Горожане, помимо дозорной службы, которую они несли на укреплениях, также должны были поставлять воинские контингенты: 500 сержантов из Иерусалима и Акры, 100 из Тира, 50 из Кесарии, и т. д. По сведениям Жана д'Ибелина, в результате регулярных наборов можно было собрать 5025 сержантов.
И, наконец, в армию Святой Земли набирали наемников.

В XII в. вооружение постепенно видоизменялось: стали защищать запястья, кисти и ступни посредством железных пластин на шарнирах, в то время как старый конический шишак с наносником сменили на глубокий шлем, закрывавший всю голову, оставлявший смотровую щель и отверстия на уровне носа и рта, чтобы можно было дышать; и только в конце XIII в. он превратился в остроконечный бацинет с поднимающимся забралом.
Наконец, при случае, чтобы защитить себя от холода, на правое плечо, но так, чтобы оставить правую руку свободной, надевали широкий плащ, и на Востоке рыцари взяли за правило, чтобы избежать солнечных лучей, покрывать шлем своеобразной вуалью, "volet", которые на печатях изображены развевающимися на ветру. Все это придавало рыцарю величественный вид - в чем мы можем убедиться, посмотрев на скульптуру рыцаря в бамбергском кафедральном соборе. Пехотинец же облачался в "железный шишак", легкие доспехи, в основном кожаные, и носил простой щит, меч и чаще всего, лук.
Само собой разумеется, что это боевое снаряжение крестоносцы надели, только подойдя к Константинополю. До этого лишь меч постоянно находился при них, а кольчуга и шлем, равно как и копье - их наступательное оружие, везли в повозках. На ковре из Байе показано, как кольчуги грузят либо на тележки, либо на корабли: двое слуг несут каждую из них на палке, пропустив ее сквозь рукава, таким образом, что передняя и задняя часть кольчуги ниспадают вертикально, как на вешалках в наши дни; мечи и шлемы тащили в руках; вероятно, кольчуги так и путешествовали, подвешенные на палках, в повозках, рядом со сваленными в кучу шлемами.
К этому вооружению добавлялся арбалет, который Анна Комнина, пораженная его действием, называла цангрой, "истинно дьявольским оружием"; она замечает, что арбалетчик опирался ногами в изгиб лука и тянул тетиву на себя обоими руками, посылая в цель короткие и толстые стрелы со страшной силой. В 1139 г. арбалет был запрещен папой который счел его слишком смертоносным оружием Отныне им пользовались только для охоты Но Филипп Август и Ричард Львиное Сердце вновь взяли его на вооружение Хотя отряды лучников давали сарацинам не оспоримое преимущество над франкской кавалерией, тем не менее луки и арбалеты рассматривались в среде баронов как оружие трусов, и Жуанвиль передает мнение, бытовавшее у рыцарей его времени, восклицая по поводу одной битвы где он участвовал
"Знайте же, что это была прекрасная схватка, ибо никто там не стрелял ни из лука, ни из арбалета, но турки и наши люди с палицами и мечами сошлись лицом к лицу"
Также нужно было предусмотреть экипировку для коней Ричард Львиное Сердце, готовясь к крестовому походу, заказал в Англии пятьдесят тысяч лошадиных подков которые выковали в Динском лесу, необходимо было за пастись стрелами, боевыми палицами, арбалетными болта ми топорами, кирками и мотыгами для саперов, не говоря о всяких приспособлениях для осады, начиная с баллист и камнеметов и заканчивая простыми лестницами или даже примечательными огненными копьями, которые изображены на ковре из Байе своеобразное копье с зажженной паклей на острие, которые метали в удобный момент в деревянные укрепления

Убивая лошадей, турки одновременно ослабляли силу кавалерийского удара и сеяли сумятицу в рядах противника.
Напротив, франки брали верх в рукопашной схватке. Известно, что они почти всегда стремились к нападению, за исключением нескольких ситуаций, когда крестоносные армии, атакованные на марше, были вынуждены занять оборонительную позицию, как при Дорилее, где победа досталась им с большим трудом. Если они атаковали, то с целью прорыва вражеских рядов, тогда как мусульмане всегда предпочитали окружение.
С тактической точки зрения турки постоянно использовали маневр ложного отступления. Но франки его также применяли - классическим примером этого является сражение при Гастингсе, которое принесло Вильгельму Завоевателю победу на английской земле в 1066 г Видно, как постепенно в одном и другом лагерях пополняли свои войска, чтобы достичь равновесия сил, - франки снаряжали отряды туркоплей с целью обрести мобильных и легковооруженных воинов, которых им так не хватало, мусульмане же нанимали наемников особенно суданских лучников - которые представляли постоянные корпуса, рядом с их периодически собирающимися армиями.
Тактическая сторона самых знаменитых сражений на Востоке была подробно изучена: такой, например является битва при Монтгизаре, по мнению Рене Груссэ, "самая прекрасная победа крестоносцев", одержанная прокаженным королем Балдуином IV с 500 рыцарями, к которым присоединились 80 тамплиеров (всего около 3000 бойцов) над 30000 мамлюков, собранными Саладином (25 ноября 1177 г.).
Гораздо позже Ричард Львиное Сердце, атакованный турками того же Саладина в Яффе (5 августа 1192 г.), поместил в переднюю шеренгу пехотинцев, опустившихся на одно колено и выставивших копья; сзади стояли отряды генуэзских и пизанских арбалетчиков, ведущих огонь поверх голов первого ряда, причем рядом с каждым находился сержант, который подавал заряженный арбалет, как только стрелок делал выстрел, из-за чего стрельба была непрерывной. После этого всадники двинулись в атаку. Сражение другого типа состоялось возле озера Апольонт 15 октября 1211 г., где константинопольский император Генрих д'Эно с 260 рыцарями выступил против 90 греческих отрядов Феодора Ласкаря, численностью приблизительно в 1700 человек; император приказал своим людям атаковать, поделив их на отряды по 12 бойцов в каждом и одержал полную победу, потеряв убитым только одного человека.

Самой животрепещущей проблемой для крестоносцев являлись лошади. Животные гибли во время перехода через пустыни от голода и жары точно так же, как и люди, а их перевозка по воде часто оказывалась нелегким делом. Хронисты всегда с удовлетворением упоминают о лошадях, захваченных в бою, ведь пленить лошадь значило упрочить победу. Анонимный историк первого крестового похода повествует, как в январе 1099 г. во время налета на окрестности Кесарии крестоносцам удалось увести с собой пять тысяч животных, но он также не погнушался заметить, что несколькими неделями спустя патруль из четырнадцати рыцарей воспользовался случаем, чтобы захватить шесть лошадей. Среди лошадей различали боевого коня - destrier которого вели по правую руку от рыцаря, парадного коня и вьючную лошадь ронкина.
Известно, как в одной критической ситуации король Балдуин приказал оруженосцам вооружиться подобно рыцарям, чтобы усилить весьма немногочисленные отряды, но этот приказ не был выполнен из-за нехватки коней. Позже участник крестового похода Барбароссы, епископ Вюрцбурга Готфрид отмечал, что в 1190 г. из-за большой смертности у них осталось всего шесть сотен лошадей.
В королевстве Иерусалимском человек, занимавший должность маршала, прежде всего, должен был поставлять армии лошадей. Хроника Виллардуэна, который носил это звание в Шампани, полна упоминаний о "добрых боевых конях", он отмечал эту деталь по привычке.
Сразу после осады Никеи, 19 июня 1197 г., крестоносцы впервые встретились с мусульманами, сражаться с которыми они прибыли, лицом к лицу, в чистом поле.
Шок от столкновения был необычайно сильным; Гильом Тирский, узнав о нем из найденных им повествований, настаивает, что франков, ошеломленных тактикой своих новых противников, охватило смятение Они наткнулись на отряды турок, стрелявших из лука, оружия, с которым сами крестоносцы не умели обращаться
"Отряды турок, тотчас же ринувшись на наше войско, выпустили такое огромное количество стрел, что казалось, это град, падающий с неба, едва первая туча упала, описав дугу, как за ней последовала другая, не менее густая, и те, кто остались невредимыми сначала, были сражены мгновение спустя. Эта манера боя была полностью незнакомой нашим воинам, они не могли его вести на равных, ибо не имели к нему никакой привычки и видели, как их лошади, оставшиеся без защиты, падают; сами же они, неожиданно получившие часто смертельные раны, которых невозможно было избежать, попытались отогнать врага, бросившись на него и разя мечом и копьем. Однако те, в свою очередь неспособные противостоять подобному натиску, не замедлили ускользнуть, чтобы уйти от первого удара, и наши воины, не найдя никого перед собой, обманутые в своих ожиданиях, были вынуждены вернуться к своему войску. Тогда как они удалялись, не достигнув успеха в своих намерениях, турки вновь стремительно соединились и начали метать свои стрелы, обрушивавшиеся на наши ряды подобно ливню, не оставляя никого без гибельной раны. Наши люди как могли противостояли, защищенные своими шлемами".
Действительно, только благодаря своему защитному вооружению франки уцелели при первой встрече с врагом.

"Среди добычи был заметен шатер великолепной работы, который принадлежал князю Кербоге; он был сооружен наподобие города, снабженный башнями, стенами и укреплениями, обитыми разноцветным шелком. Из центра этого шатра, где находилось основное жилище, были видны многочисленные помещения, которые разделялись со всех сторон и составляли род улиц, где было много и других комнат, похожих на постоялые дворы; уверяли, что две тысячи человек могут находиться внутри этой просторной постройки".
В остальном же представления, бытовавшие по поводу мусульманской цивилизации, без сомнения, были слишком расплывчатыми. В песне "Коронование Людовика", почти современной первому крестовому походу, поэт вкладывает в уста султана вызов, брошенный папе в самом Риме:
Сюда приплыл я за своим наследством
Рим, город ваш, достался мне от предков,
Меж коих Ромул был и Юлий Цезарь25.
В этих строках еще раз всплывает мнение, характерное для героических песен - что арабский мир является продолжением античного мира, мира цезарей. Иначе говоря, арабский мир - наследник языческого; мусульманам, не колеблясь, приписывали все атрибуты язычества, особенно культ идолов. В "Игре святого Николая" показан султан, склонившийся с молитвой пред "рогатым Магометом", идолом, которой назывался Терваган. В итоге - полное непонимание сущности мусульманской религии. Но это непонимание сопровождалось ясным представлением о регрессивном характере, возврате к прошлому, свойственным исламской вере по отношению к христианству Учение Магомеда уводит от Любящего Бога, триединого, воплощенного в Христе, обратно к Богу-Царю Ветхого Завета. Арабы вновь обратились к ветхому завету, чтобы объявить себя потомками Авраама. Для них христианин, прежде всего, был "политеистом", верующим в Троицу, иначе говоря, ислам отвергал существенный вклад Нового Завета, очень символично, что если для мусульманина его религия была "законом", то Евангелие положило начало царствию Милосердия вместо царства Закона. Поэтому христианский мир тогда ассимилировал этот регрессивный характер ислама с антихристианскими силами. И общим для всех чувством стало желание сразиться с "язычниками".
Сами клирики знали об исламе несравненно больше; по крайней мере, они не замедлили познакомить остальных поближе с этой религией. Известно, что в период второго крестового похода Петр Достопочтенный, аббат Клюни, приказал Роберту Честерскому перевести Коран26 (1143 г.) и послал экземпляр перевода Св. Бернарду, чтобы тот, подвергнув его критике, смог продолжить битву с неверными на доктринальном уровне.
Знакомство христиан с мусульманской религией началось на Востоке, поскольку среди трудов Св. Иоанна Дамаскина (700-754 гг.) есть "Диалог христианина и сарацина". Образованные люди также знали, что с помощью арабов можно постичь античную науку, ибо в X в. Герберт в своем неустанном любопытстве скопировал в Испании интересующие его трактаты.

В то же время в восточном мире под арабским владычеством начинается расцвет античной науки, временно позабытой в период исламского нашествия, но сохраненной стараниями сирийских христиан. Запад же вновь открыл для себя эти знания в арабских переводах или же в оригинальных трудах арабских философов. Впоследствии Св. Фома позаимствует доказательство о всеединстве Господа у Авиценны (Ибн Сина) (980-1037 гг.), а комментарии Аверроэса (Ибн Рушд) к Аристотелю (1126-1198 гг.) послужат к созданию в Париже целой научной школы.
Если судить по поступку Петра Достопочтенного (упомянутому ранее, который, заметим, имел место спустя чуть меньше полувека после первого крестового похода), клирики, сопровождавшие бойцов, очень быстро осознали значимость исламской мысли, философии и самой этой религии. В мирное время и даже в периоды, когда походы и сражения следовали один за другим, у них оставалась потребность в обсуждении арабских тезисов. В XII в Толедо станет центром изучения ислама, а еще поздней новые ордена доминиканцев и францисканцев проявят самый живой интерес к знаниям арабского мира.
Большинство историков отметило изменение повседневных привычек, благодаря которому крестоносцы очень рано превратились из тех, кем они в действительности являлись - завоевателей - в феодальных сеньоров, принесших в Святую Землю свой западный стиль жизни
Это изменение особенно явственно ощущается около 1110 г (дата капитуляции Сидона). Крестоносцы более не изгоняют население, с которым только что воевали, но, скорее, его обустраивают и изыскивают способы совместного существования. Однако это население было очень неоднородно и состояло далеко не из одних мусульман. Например, известно, что в начале завоевания сирийские христиане были своеобразной "пятой колонной", поддержка которой была для крестоносцев нелишней.
На первое место среди этих сирийских христиан выступают армяне. За прошедшие столетия они претерпевали ужасные бедствия то от византийцев, то от турок, которые неоднократно устраивали средь них жуткую резню, особенно после захвата армянской столицы Ани в 1064 г
"Кто в силах описать, - говорит хронист Матвей Эдесский, - несчастья армянского народа, его страдания и слезы, все, что он претерпел от греков во времена, когда наше царство лишилось своих законных владык, отнятых у нас лживыми защитниками, бессильным, женственным, гнусным народом греков".
Поэтому армяне, находившиеся меж двумя угнетателями, с чувством некоторого облегчения встретили приход франкских войск. Они предоставили помощь Танкреду, и во время осады Иерусалима армянские отряды бились бок о бок с франками. В Эдесском княжестве армянское население было искренне привязано к правившим ими графам. Когда Жослен де Куртене был пленен (1123 г.), то при помощи армян - жителей Кхарпута - незначительная группа отчаянных голов (не более пятидесяти человек) смогла овладеть этим городом и, атаковав гарнизон, позволить графу бежать. Сами они заплатили жизнями за свое мужество, ибо турки, вернувшись с многочисленной подмогой, перебили их всех до единого. Однако бежавшему Жослену удалось добраться до Эдессы благодаря армянскому крестьянину, встреченному на дороге, который отдал графу одежду своей жены и, чтобы тот больше походил на местную крестьянку, вложил в руки свою маленькую дочь, и Жослен нежно укачивал ребенка на всем пути к городу.

Очень важно отметить эту похвалу араба франкскому правосудию. Из текста также видно, что завоеватели не практиковали никаких грабежей местного населения в свою пользу. Участь местных жителей можно сравнить с положением любых фермеров, и персональный налог, который мусульмане выплачивали своим сеньорам (1 динар 7 кират эквивалентны одному безанту, в свою очередь, равному 12 золотым франкам), был правилом, а не исключением.
Тот же путешественник пишет далее: "Мы остановились в пригороде Акры. Управитель, ответственный за надзор, оказался мусульманином; он был назначен франками и приставлен управлять земледельцами, жившими в этом месте".
Выходит, что мусульманам было оказано доверие даже в сфере администрации. Не лишним будет вспомнить и одного арабского кади по имени Мансур Ибн Набиль, которому князь Антиохии Боэмунд III поручил управление всеми мусульманскими делами в регионе Латтакия
Наконец, с не меньшим удивлением мы узнаем все из того же повествования (автор которого был особенно непримирим к франкам), о двух мечетях в Акре, превращенных в церкви, где мусульмане имели право собираться и молиться, по своему обычаю обратившись в сторону Мекки случаи подобных одновременных богослужений можно встретить гораздо позже правда, крайне редко), в деревушках южной Франции, где пастор и кюре собирали свою паству в одной и той же церкви. Наш случай не был исключением, так как о том же сообщает еще один арабский писатель, Усама, который, гостя в Иерусалиме, мог молиться в мечети, превращенной в часовню, где его единоверцы получили позволение отправлять свой культ. Труды западных (Фульхерий Шартрский) и мусульманских (Ибн-аль-Каланиси) историков изобилуют примерами дружеских отношений, которые мало-помалу устанавливались по всей Палестине между населением, особенно между сельскими жителями и завоевателями
Историк Клод Казн справедливо заметил по этому поводу. "Установление франкского владычества не повлекло за собой никаких значительных перемен для коренного населения. Новый господствующий класс сменил старый, чтобы править прежним сельским обществом: не зная местных земельных условий, он, естественно обратился к этому обществу, чтобы продолжать его эксплуатировать в пользу новых хозяев, но уже исходя из своих собственных традиций".
Курьезная вещь, но приходится признать, что в фискальном отношении мусульмане находились в лучшем положении, чем христианское население, ведь христиане были вынуждены платить церковную десятину, от которой мусульмане были избавлены. Армяне, намеревавшиеся поселиться в Иерусалиме, сетовали на подобное неравенство. Все это подтверждает, что по отношению к мусульманам режим крестоносцев был более толерантным, чем это принято утверждать. Не забудем и о существовании туркоплов, этих вспомогательных отрядов, которые очень быстро приняли участие в сражениях в Святой Земле на стороне франков. Но если роль, которую играли в военных действиях эти легковооруженные конники, похожие на всадников Востока, подробно изучена, то вопрос об их происхождении по-прежнему остается спорным. Шла ли речь о солдатах, просто-напросто "вооруженных на турецкий манер" или же о настоящих мусульманах? По крайней мере, часть из них действительно была мусульманами, возможно принявшими крещение, что объясняет ярость Саладина, приказавшего перебить в 1169 г. всех пленных турков, находившихся на службе у тамплиеров, - возможно, он имел дело с вероотступниками.

Как и в случае с национальностью, в латинских королевствах не существовало языковых затруднений В Святой Земле говорили на языках всех проживавших там народов Естественно, бароны и сержанты общались меж собой на своем родном языке, который в большинстве случаев был северофранцузским (он преобладал в Иерусалиме и Антиохии), а в Триполи, владении Сен-Жиллей провансальским (ланг д'ой) Многие из баронов впоследствии обучились арабскому, те же, кто родился в Святой Земле (их звали пуленами), считал для себя естественным знать язык коренного населения Таковы были многочисленные персонажи, которых мы уже встречали на страницах книги - не только ученый Гильом Тирский, но и бароны - Рено Сидонский, Онфруа Торонский, в свое время отказавшийся стать Иерусалимским королем В прибрежных городах был слышен итальянский говор, язык большинства купцов, которые прибывали туда из Генуи, Пизы и Венеции
Наконец, вся история латинских королевств подтверждает, что крестоносцы очень быстро осознали разобщенность мусульманского мира и воспользовались ей Они сумели извлечь для себя выгоду из многочисленных распрей, раздиравших ислам В мирное время они заключили соглашение с султанами Дамаска (1115) этот союз неоднократно расторгали, особенно во время опрометчивой экспедиции, предпринятой против Дамаска вопреки мнению баронов в рамках второго крестового похода, но затем опять возобновляли Кроме того (и это одна из главных страниц в истории крестовых походов), латинские королевства вступили в союз с Египтом.
Крестоносцы не замедлили признать силу, которой в ту эпоху являлась в мусульманском мире диссидентская секта исмаилитов. Король Балдуин II первым даровал им свое покровительство (1129 г.). На протяжении всей истории крестовых походов этот союз с ужасными "ассасинами", о которых ходили самые разнообразные легенды, будет периодически возобновляться.
"Ассасины" в реальности были представителями самой крупной диссидентской секты ислама - шиитов. Точно известно, что незадолго до крестовых походов один из их предводителей, Аль Хасан, захватил замок Аламут, своеобразное орлиное гнездо к югу от Каспия, откуда мог бросать вызов остальному миру. Этот замок стал резиденцией предводителя "ассасинов", в средневековых текстах прозванного Старцем горы. Ходили слухи, что в замке росли чудесные сады, где приверженцы Старца горы проводили время в самых изощренных удовольствиях, вдыхая благовония, и, опьяненные наслаждениями, превращались в настоящих роботов, готовых выполнить любой приказ своего господина. Само слово "ассасин" произошло от haschichin, курителя гашиша - зелья, под воздействием которого человек погружался в упоительные грезы, о чем намекают источники. Примечательно, что в языке навсегда сплелись наркотик и убийство.
Старцем горы называли имамов, которые сменяли друг друга во главе исмаилитов и были символическими потомками Али, зятя Магомеда. Приверженцы Али предпочли его Абу-Бакру, по приказу которого он и был убит (661 г.). Доктрина исмаилитов, основанная на экзотерической интерпретации Корана, оказала огромное интеллектуальное влияние Она нашла свое отражение в основании знаменитой каирской мечети Аль-Азар, ставшей в наши дни главным арабским университетом.