Форум Геннадия Бордукова

    Античная история и нумизматика.

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



    Сражение при Саламине.

    Сообщений 1 страница 4 из 4

    1

    Глава VIII.
    СРАЖЕНИЕ ПРИ САЛАМИНЕ.

    Когда в Афины пришла весть, что граждане должны покинуть город и отдать его неприятелю, они в тупом отчаянии отказывались последовать этому совету, а толкование божественного изречения относительно деревянных стен еще не было разгадано. Наконец, выяснилось, что священная городская змея не поглотила своего ежемесячного жертвенного пирога; следовательно, надо было признать, что она тоже покинула город. Последовать такому божественному примеру не постыдились теперь и афинские граждане. Население было перевезено частично на пелопоннесский берег, частично же лишь на Саламин. Для перевозки больших человеческих масс с их движимым имуществом, всех вместе, на пелопоннесский берег не хватило бы средств. Крестьянское население бежало в горы. В то время как остров Саламин предоставлял убежище афинским гражданам, к этому месту стягивался флот. Тем не менее – так гласит предание –произошел якобы большой спор между военачальниками, следовало ли теперь же у Саламина принять бой с персидским флотом.
    Мы не в состоянии с достоверностью распознать природу этого спора, а потому методологически было бы совершенно неправильно выдавать за подлинную историю рассказ, подобный данному рассказу Геродота, даже если бы удалось очистить его от очевидных нелепостей и противоречий.
    Может быть, весь этот спор военачальников является басней, в которой заключено только зернышко истины, а именно, что соображения, следовало ли давать сражение при Саламине или в другом месте, были всесторонне взвешены на военном совете. Именно такое искажение действительности, кажущееся столь убедительным, встречается довольно часто в истории войн, в том числе и в новейшей; сошлюсь здесь только на сообщение буллингерской хроники сражения при Муртене и на аналогичный мнимый спор между Фридрихом и Шверином перед сражением под Прагой. Отдельные куски геродотовского рассказа все же настолько соответствуют природе событий, что мы безусловно можем их принять; но мы не знаем, не играли ли роль в этих событиях также и другие неизвестные нам и, может быть, значительно более важные причины.
    Прежде всего чадо установить, что речь шла только о том, где должно произойти сражение, а не о том, должно ли было оно произойти. Если бы у греков не было мужества отважиться на морское сражение, то Греция должна была бы подчиниться персам; при отсутствии противодействия со стороны флота персы обошли бы прегражденный стеною Истм, а то, что сухопутное войско не рассчитывало дать бой персам в открытом поле, это мы уже знаем. Если бы сражение произошло теперь между Саламином и материком и было бы проиграно, то побежденные были как бы отрезаны, – и только немногие корабли могли бы спастись через Мегарский пролив, если бы персы не преградили и его. Сражение в открытом море имело, следовательно, то преимущество, что опасность при этом не достигала высшего предела. Но для исхода войны это не имело значения; поражение флота, даже несколько менее полное, во всех случаях решало войну, так как без флота и сухопутное войско не было способно оказать сопротивление. Кроме того, отступление к Истму передало бы в руки неприятеля не только Саламин со спасшимися туда афинянами, но также Эгину и Мегару. Это представляется нам безусловно решающим обстоятельством, и мы прежде всего беспомощны отыскать хоть какой-нибудь рациональный мотив, который должны были бы все же выставлять сторонники дальнейшего отступления. Ведь легенда удовлетворяется тем, что объясняет это просто глупостью и трусостью; в действительности события присходили не так, и совершенно очевидно, что спартанский царь Эврипид и вождь коринфян Адеймант, которого соотечественники его превозносили как героя и считали настоящим победителем при Саламине, приводили в защиту своего плана еще и другие доводы, помимо сохраненных до нас Геродотом. В самом деле мы и в рассказе Геродота находим еще один факт, который до сих пор оставался совершенно, незамеченным, но мог бы дать нам искомый ключ к решению вопроса, если только вообще в основе этого рассказа лежит что-либо реальное.

    0

    2

    Мы узнаем, что флот в составе 60 керкирских триер уже достиг южной оконечности Пелопоннеса. Греки позднее высказывали подозрение, что керкирцы, которые якобы были задержаны противными ветрами, запоздали нарочно, чтобы выждать решения и присоединиться к победителю. Нельзя, однако, считать невероятным, что в совете греческих военачальников каждый момент ждали их прибытия, а потому, идя на самые тяжелые жертвы, предпочитали отступить еще на шаг и сделать победу при помощи керкирцев еще более
    надежной.
    Решающую роль со всей смелостью его натуры сыграл будто бы Фемистокл, который, притворяясь изменником, сам оповестил царя Ксеркса о раздоре между греками и тем вызвал его на немедленное наступление. Относительно содержания того, что Фемистокл приказал сообщить царю, греки были не совсем единодушны во мнениях. У Эсхила ("Персы", стих 336) говорится, что один человек сообщил Ксерксу, будто греки ночью обратятся в бегство и рассеются, чтобы спасти свою жизнь. Геродот добавляет к этому еще слова, что, когда персы подплывут, греки начнут борьбу между собою.
    Диодор (конечно, по Эфору) заставляет посланного сказать, что греки хотят плыть к Истму, чтобы соединиться там с сухопутными войсками. Близок к этому и, конечно, почерпнут из этого источника рассказ Плутарха. Причина таких изменений в рассказе ясна: были люди, для которых не являлось очевидным, что царь был заинтересован в том, чтобы помешать грекам рассеяться. Ибо, когда дело дошло бы до этого, персидский флот не только с легкостью разбил бы любой отряд греческого флота, если бы только тот вообще отважился держаться в открытом море, но и добился бы также решающей победы на суше, высадив часть персидского войска где-нибудь на Пелопоннесском материке и тем самым вынудив греков уйти со своей последней, недоступной для обхода позиции за стеной Истма. Отсюда и добавление Геродота, что греки вступят в борьбу друг с другом, т.е. часть их перейдет на сторону персов; это по крайней мере делает нападение персов до известной степени понятным. Эфор сознавал, однако, что и этого недостаточно, а так как не было никакого другого достоверного предания, он ввел в рассказ вместо роспуска флота только отступление к Истму и соединение с сухопутным войском.
    Позднейшие писатели, такие как Непот, Юстин, Фронтин, вернулись к первоначальной легенде и заставляют передавать царю такой совет: греки намереваются рассеяться, а потому он должен быстро напасть на них, чтобы захватить их всех вместе. Ни в какой сказке не удается так великолепно одурачить задорного короля. Но настоящий солдат, каким был Фемистокл, вероятно, сказал бы себе, что Ксеркс ответил бы ему так: "Это очень радостное известие; теперь я без риска могу разбить их поодиночке одного вслед за другим". Наиболее вероятным было бы, конечно, сообщение, которое гласило бы примерно так: в пути находятся еще шестьдесят керкирских триер, а потому персы
    должны начать сражение до их прибытия.
    До этого момента я мог сохранить изложение в том виде, как оно было в первых двух изданиях. Дальнейшее является новым. Достойно удивления, что путем тщательных филологических исследований удалось открыть абсолютно новый факт, который ставит совершившееся при Саламине как в тактическом, так и в стратегическом отношениях на совершенно иную основу, чем это было принято до сих пор. Все изыскания относительно Саламина исходили из предпосылки, что остров Пситталея, занятый во время сражения персами, которые после победы греков были отрезаны и уничтожены, идентичен нынешнему острову Лейпсокутали, который расположен еще перед входом в пролив.
    Бесконечные старания были потрачены на то, чтобы сообщения о сражении, имеющиеся у Эсхила и Геродота, привести в согласие друг с другом и с такой топографической предпосылкой. Но теперь Юлиус Белох установил, что исследователи были введены в заблуждение внешним созвучием названий "Пситталея" и "Лейпсокутали", что оба названия не имеют между собой ничего общего и что остров Пситталея, вблизи которого произошло сражение, с гораздо большим основанием можно считать островом Хагиос Георгиос, находящимся значительно дальше к северу в самом проливе.
    Этот случай напоминает случай со сражением при Муртене, где топография, а вследствие этого также и тактико-стратегическая концепция сражения были запутаны необоснованным преданием, которое принимало часовню, отстоявшую довольно далеко от поля сражения, за часовню, находившуюся на самом поле. С работой Белоха в руках я прошел в 1911 г. по берегу вдоль пролива, и тогда с моих глаз как бы спала пелена: я пришел к выводу, что сражение вообще произошло не в этом проливе, так как в нем слишком мало места. Сражение могло произойти только по ту сторону пролива, в Элевсинской бухте.

    0

    3

    С учетом этого основного положения первоисточники этого предания были еще раз проработаны одним из моих учеников Готфридом Цинном, в результате чего получилась картина сражения, бесспорная и тактически и стратегически (53). Все сообщения источников, которые казались настолько запутанными, что объяснить их считали возможным только искажениями текстов то в том, то в другом месте, находятся теперь в прекраснейшей гармонии.
    После занятия Афин персы прождали добрых две недели, прежде чем они предприняли решительные действия (занятие города –приблизительно 10 сентября; сражение –28 сентября). Несмотря на все предшествующие успехи, обстановка была для них трудной, и нелегко было решить, какой способ действия был бы наилучшим. Греческий флот стоял у северного берега острова Саламина, где имеется достаточно прибрежных песков (почти весь восточный берег обрывистый). Так как на острове слишком мало воды, чтобы обеспечить ею весь флот (приблизительно 300 кораблей с 50 000–60 000 экипажа), то часть кораблей стояла, видимо, у побережья Мегары (54.)
    Можно было бы себе представить, что Ксеркс предварительно обсудил, должен ли он одновременно с нападением на море предпринять также нападение и на суше, по дороге из Афин в Мегару. Но так как об этом ничего не сообщается, то мы можем лишь установить, что во всяком случае персы до Мегары не доходили, а следовательно, не чувствовали себя достаточно сильными для этого и ограничились только наступлением флота, которое предполагало тщательную и длительную предварительную разведку. Чтобы подойти к грекам, персидский флот должен был пройти или через Саламинский пролив, довольно извилистый, заполненный островами и подводными камнями,
    или через еще более узкий проход с другой, мегарской стороны острова – через бухту Трупика.
    Решили, наконец, атаковать греков одновременно с обеих сторон; в случае победы греческий флот был бы разбит и полностью уничтожен. Обе части флота выступили еще ночью, чтобы на утро проникнуть в Элевсинскую бухту одновременно обоими путями.
    Как только было сообщено о приближении неприятеля, греки тоже приготовились к бою, также разделились на части и поплыли навстречу противнику. Перед этим Фемистокл нашел еще время произнести зажигательную речь. В его намерение не входило преградить путь неприятелю при входе последнего в открытую бухту, – он стремился напасть на противника еще во время развертывания его в узком проходе.
    Передовые корабли греков, несомненно, те из них, которые несли наблюдательную и сторожевую службу при входе в пролив, сначала отплыли на некоторое расстояние назад. После этого началось наступление, во время которого пытались охватить правый фланг персов, т.е. фланг, который двигался в направлении на Элевсин, как совершенно правильно замечает Геродот. Персы защищались самым храбрым образом, но узкий пролив лишь медленно выпускал их корабли, в то время как греки немедленно могли ввести в дело свои и без того превосходившие персов силы.
    В таких условиях финикийско-ионические корабли, несмотря на превосходство их маневроспособности, вынуждены были терпеть урон и были вновь загнаны в пролив. А так как отходившие назад корабли встречались с кораблями, еще стремившимися вперед, то они попадали в величайший беспорядок и несли тяжелые потери.
    Относительно боя в противоположном морском проходе у Мегары нам ничего не известно. Но мы можем с достоверностью принять, что этот бой разыгрался точно таким же образом, ибо афиняне рассказывали Геродоту, что коринфские корабли отошли к этой стороне (по мнению афинян для того, чтобы спастись бегством), а коринфяне чествовали своего полководца Адейманта как героя.
    Все искажения, которые делали традиционную версию столь непонятной, теперь исчезли. Если до настоящего времени не могли понять, почему узость фарватера должна была оказаться губительной именно для персов (что как раз подчеркивает Эсхил), хотя финикяне и ионийцы были, несомненно, лучшими мореплавателями, чем афинское ополчение, то теперь ясно, каким
    образом стратегический гений Фемистокла действительно сумел так организовать сражение, что узость прохода помогла грекам, а противник при всем своем мореходном искусстве не мог выровнять положение, ибо узость прохода имеет отношение не к самому бою, а к моменту подхода к месту боя.

    0

    4

    Противоречие, заключавшееся в том, что греки при Артемизии успешно сражались в открытом море, а теперь при увеличившейся численности кораблей якобы нарочно выбрали для боя узкое пространство, устранено, так как узкий пролив представлял собой не место боя, а только подход к месту боя.
    Наряду с преданием, что Ксеркс наблюдал за сражением с одной из высот у Саламинского пролива, сохранилось и другое (у Плутарха), что Ксеркс поставил свой трон на высоте у границы Мегары. Каким образом могло бы возникнуть такое предание, если бы сражение произошло у южного входа в Саламинский пролив, в 10–12 км от того пункта? Теперь можно признать это предание, хотя, по-видимому, и недостоверным, но построенным вполне рационально.
    Наконец, найдено и необходимое для сражения пространство; указание Геродота о направлении правого фланга персов на Элевсин и
    поведение коринфян объяснены.Наоборот, во всех источниках, сохранивших эти предания, нет ни одного момента, который говорил бы против той реконструкции сражения, которую произвел Цинн.
    Греки победили, но победа не была настолько велика, чтобы они могли преследовать персов далеко в море. Они ожидали даже повторения нападения персов. Но Ксеркс убедился, что он не в состоянии, особенно если бы прибыли еще керкирцы, одолеть греков на море. Поэтому он отослал флот домой, – тот флот, который ни для чего уже не был нужен, если он не мог победить греков.
    Война тем самым еще ни в какой мере не была проиграна. Правда, против позиции греков на Истмийском перешейке теперь уже ничего нельзя было предпринять, но персы удерживали все же в своих руках Среднюю Грецию и Аттику, а греки не рисковали подставить им свой лоб на суше. Поэтому, если сухопутное войско оставалось в Греции и заставляло покоренные области кормить себя, то надо полагать, что греки, точнее афиняне, не были в состоянии защищать свою страну от повторных вторжений и со временем оказались бы покоренными. Не могли же они ежегодно покидать город и бежать за море.
    Война должна была принять теперь затяжной характер. При этом самому царю в Элладе уже нечего было делать, его присутствие требовало бы больших и блестящих дел, которых пока не предвиделось. Наоборот, и с военно-политической точки зрения было правильным, что лично Ксеркс вернулся в Азию.
    Слабым пунктом в позиции персов была малая надежность ионийских греков. Если бы последние отпали, то находившемуся в Элладе персидскому войску грозила бы опасность оказаться совершенно отрезанным от родины. А так как Ксеркс не мог располагать еще новыми крупными частями войск, то личный авторитет царя был лучшим средством для того, чтобы держать в повиновении ионийских греков.
    Поэтому Ксеркс передал верховное командование Мардонию и возвратился в Сарды, где он сначала и остался (55). Мардоний отступил в Северную Грецию, где он не рисковал подвергнуться неожиданному нападению и мог заставить покоренные области кормить его войско. Отсюда он мог в любой подходящий момент вновь предпринять наступление.

    Примечания:
    53 "Berliner Dissertation", 1914 г., изд. Р. Тренкель (R. Trenkel)
    54 Если учесть природу геродотовского рассказа,то нет естественно ничего невозможного в том, что в контексте утерян большой кусок, от которого не осталось и следа. Все же очень странно, что мы ничего не слышим о том, почему большое персидское войско за те 2 недели, в продолжение которых оно находилось на лагерной стоянке в Аттике, не заняло также и Мегару, которая лежит ведь еще перед истмом и его стеной. Естественным бьло объяснение, что спартанцы с сухопутной армией пелопоннесцев не окопались у Истма, но заняли узкие проходы, которые вели из Аттики в Мегару, а Ксеркс, как при Фермопилах и тем более после опыта Фермопил, не напал на них, так как он сперва хотел покончить с флотом. Тем более вероятно в этом случае, что часть греческого флота могла находиться у берегов Мегары. Совершенно очевидно, что такая концепция находится в прямом противоречии с преданием.
    55 Из того факта, что Ксеркс избрал сообщение сухим путем, в то время как своих детей он отправил с флотом, пытались сделать всяческие заключения. Однако для таких частностей мыслимы столь многочисленные и разнообразные мотивы, что углубляться в них имеет мало смысла.

    0