В целом падение дисциплины шло параллельно с распадом империи. автор М.Н. Серафимов

Постепенно ухудшающееся состояние дел в армии поздней Римской империи нашло еще одно свое отражение и в постепенном падении дисциплины в римской армии, затронувшее не только рядовой и унтер-офицерский состав, но и чинов, относившихся к высшему командованию. Поздние авторы – Аммиан Марцеллин, Фемистий, Либаний, Синезий, Зосим постоянно сообщают нам о злоупотреблениях, правонарушениях и преступлениях солдат, их младших и старших командиров. Определенные сведения о состоянии дисциплины также содержатся в сохранившемся в Египте архиве римского офицера Абиннея, и законах из Кодексов Феодосия и Юстиниана. Обращение к данной теме объясняется тем, что, как в советской, так и в зарубежной историографии мы не встречали крупных работ, посвященных дисциплине в позднеримской армии.

Причинами падения дисциплины называют разные факторы. Так, например, А. Э. Р. Боак видел причину этого в том, что к концу III в. исчез институт центурионов из-за недостатка добровольцев, и в связи с этим начался упадок дисциплины и обучения1. Однако, хотя центурионы и исчезли, но, как сообщает Вегеций, их роль выполняли кампидокторы и центенарии, чья задача полностью состояла в том, чтобы заниматься подготовкой воинов (Veg. Epit., I, 13; II, 13, 23; III, 6, 8, 26). Столь же трудно видеть корни происходящего лишь в прогрессирующей варваризации армии, поскольку непосредственный современник событий IV в., Аммиан Марцеллин лишь в единичных случаях разделяет солдатскую дисциплину по этническому признаку (Amm., XVI, 12, 2; XXXI, 10, 3; XXXI, 10, 19). Поэтому здесь мы рассмотрим основные нарушения дисциплины в римской армии IV в. н. э. и наиболее вероятные причины этого.

Нарушения дисциплины можно разделить на две основные категории: это нарушения в мирное время и во время военных действий. Из первой категории основными мы можем уверенно назвать [198] казнокрадство и воровство. Разумеется, что наиболее этому были подвержены те, кто имел для этого больше возможностей, а именно офицеры. И чем выше было звание офицера, тем больше у него было возможностей поживиться за государственный счет, а жертвой подобных действий становились, прежде всего, рядовые воины. Так, например, трибун и нотарий Палладий, которому было поручено выдать расположенным в Африке солдатам задержанное жалование, через офицеров легионов забрал себе большую часть жалованья, которое он привез (Amm., XXVIII, 6, 12, 16). Комит Африки Грациан-старший, отец будущего императора Валентиниана I, был заподозрен в казнокрадстве и уволен со службы (Amm. XXХ, 7, 3). В одной из своих речей Либаний весьма красочно рисует деятельность командиров в эту эпоху: они присваивают себе деньги, провиант, обмундирование, полагающиеся солдатам, заставляют их работать на себя, захватывают их участки (Liban. Orat., XLVII, 26 – 35; II, 37 – 41). Зосим писал, что большая часть провизии уходила в карман магистра и его подчиненных (Zos., II, 33, 5). Офицеры также наживались на продаже амуниции и вооружения солдат. По сообщению Синезия дукс Ливии Цереалис продал всех лошадей своих конных стрелков (Syn. Ep., 131), он забирал деньги солдат и давал им иммунитет от службы, разрешая уходить куда угодно (Syn. Ep., 129). Анонимный автор трактата De rebus bellicis так отзывается о провинциальных начальниках: «Для них набор новобранцев, закупка коней и продовольствия, а также расходы, предназначенные для укреплений, являются обычными барышами и жертвенным расхищением» (De reb. 4, 5). Фемистий, побывавший с императором Валентом на Дунае в 367 – 369 гг. рассказывает, что пограничные офицеры оставляли себе большую часть поставленного зерна – для последующей торговли с варварами, а солдат принуждали добывать пропитание грабежом соседних поместий (Them. Or., X, 136). Видимо, непосредственно после этой инспекции появился закон от 369 г. императоров Валентиниана I и Валента, который запрещал дуксам, комитам и другим офицерам продавать скот варварам (CTh. VII. 1. 9). По всей вероятности, многие офицеры рассматривали свои должности как дополнительную возможность набить свой карман за счет рядовых солдат, тем более что они часто достигали своих должностей именно с помощью взяток (CTh., VII, 20, 10; 21, 2). Стремление же властей оградить [199] солдат от произвола командиров подчас приводило к мелочной регламентации различных положений вплоть до того, что император Констанций II в своем законе учил подчиненных, как правильно разделывать свиные туши (CTh. VII. 4. 2).

Еще одним источником дохода для командиров стала продажа должностей. Вегеций напрямую связывает ослабление боеспособности легионов с распространившейся системой взяток и протекционизма (Veg. Epit., II, 3). В одном из законов Валентиниана I и Валента говорится о воинах из различных нумеров, достигших незаслуженных почестей, то есть званий, путем угодничества (suffragiorum ambitione). Под этими словами, по-видимому, следует понимать взятки. В таких случаях этих воинов предписывалось отправлять обратно в их прежние части (CTh. VII. 1. 7).

Естественно, что такое поведение офицеров вызывало цепную реакцию у младших чинов: солдаты компенсировали украденное у них поборами с гражданского населения, вымогательства и грабежи были обычным явлением (Liban. Or., 47, 33; Malal., 12, 38; Р. Аbin., 18; Р. Abin., 48). Императоры Валентиниан I и Валент в своем приказе магистру конницы Иовию писали, чтобы он наказывал тех солдат, которые не знают меру в обманах и грабежах (CTh., VIII, 1, 10). Зосим описывает случай, когда в 379 г. отряд, состоявший из варваров, остановился в Филадельфии, то на просьбу торговца заплатить за проданный им товар, варвар убил его мечом и также поступили другие солдаты-варвары, что вызвало возмущение египтян и убийство около двухсот варваров (Zos., IV, 31, 4 – 5). Такие случаи происходили везде, где располагались солдаты. Вымогательства на постоях, а в случаях прямого отказа, как можно судить из Кодекса Феодосия, и просто грабежи (CTh., VII, 9, 1), приобрели такой размах, что императоры Констанций II и Констант особыми статьями запретили не только рядовым солдатам, но и командирам высокого ранга, комитам, трибунам и препозитам, под страхом телесного наказания требовать на постое у хозяев масло, древесину и подушки (CTh, VII, 9, 2). Это еще раз показывает, что перед глазами солдат были живые примеры поведения их собственных командиров, причем самого высокого ранга. Аммиан Марцеллин сообщает, что префект претория Музониан вместе с магистром конницы Проспером грабили собственное население (Amm., XV, 13, 4). Такие действия военных еще больше [200] обостряли положение дел в провинциях, являясь причинами возмущений и восстаний местного населения (Amm. XXХI, 9, 1; XXX. 7. 10; Oros. Advers. Pagan., VII, 29, 7). Законодательные меры не могли радикально исправить ситуацию и спустя примерно сорок лет Синезий в своей речи перед императором Аркадием говорит о том, что «прежде всего необходимо приказать воинам, чтобы они щадили горожан и деревенских жителей (Sines. De Regno, 24).

Другой закономерной и распространенной реакцией младших чинов на произвол командиров и плохие условия службы было массовое дезертирство. Так в частности именно высоким уровнем дезертирства объяснял Р. Макмаллен возросшую потребность в рекрутах, в то время как численность римской армии в эту эпоху он оценивал как незначительно превышающую численность, которая была при Септимии Севере2. Опасность дезертирства заключалась не только в том, что оно само по себе ослабляло армию, но еще и в том, что люди, не овладевшие в своей жизни никаким другим ремеслом, кроме военного, представляли собой угрозу для общественного спокойствия. Причем дезертиры вовсе не обязательно представляли собой бандитскую массу, зачастую они выражали определенную политическую и экономическую позицию, которая могла находить свое выражение в участии в различных антиправительственных выступлениях3. Так Аммиан особо подчеркивает, что Прокопию удалось за короткое время собрать большую часть дезертиров (Amm., XXVI, VII, 14). Для предотвращения этого явления римское командование применяло различные методы. Прежде всего, видимо, для упрощения опознания в случае дезертирства новобранцев, сразу же после отбора и отсева совсем негодных, клеймили (Veg. Epit., I, 8; II, 5). Во время боевых действий полководцы были вынуждены лично вместе с лучшими и надежными частями прочесывать местность с целью поиска отставших солдат (Amm., XXIV, 1, 13) и разбирать мосты (Amm., XXIII, V, 4).

Юлиан во время своей кампании 356 г. был озабочен тем, как бы вернуть назад на опасные места солдат, покинувших свои лагеря (Amm., XVI, 3, 3), а поскольку проще всего для воинов было покинуть часть, воспользовавшись отпуском (Amm., XXVII, 8, 10), то основной профилактической мерой здесь являлся запрет на предоставление солдатам отпусков (Veg. Epit., II, 19; III, 4). Первым из серии [201] таких законов может являться закон Константина от 28 апреля 323 г., гласивший, чтобы никто из депозитов, декурионов или трибунов когорт не смел отпускать солдат в отпуска. Наказанием за ослушание были в мирное время пожизненная ссылка и лишение всех привилегий, в военное – смертная казнь (CTh., VII, 12, 1), правда тогда это было вызвано военной необходимостью – вторжением сарматов. Однако необходимость прошла, а закон никто и не думал отменять. Более того, в 349 г. император Констанций II издает другой закон, в котором повторно запрещает трибунам и препозитам частей предоставлять солдатам отпуска (CTh., VII, 1, 2). Мы можем смело предположить, что этот закон, в отличие от предыдущего, был направлен именно на борьбу с дезертирством, поскольку здесь уже наказанием для командиров служил крупный денежный штраф в размере 15 фунтов золота.

С другой стороны государство стремилось лишить дезертиров потенциальных убежищ и, согласно закону императоров Валентиниана I и Валента, укрыватели низкого происхождения подлежали казни, высокого – конфискации части имущества (CTh. VII. 18. 1). Однако даже и эти суровые меры не могли остановить поток дезертирства, поэтому наиболее дальновидные полководцы предпочитали применять политику кнута и пряника. Полководец Феодосий в Британии издал приказ, которым он звал под знамена дезертиров, обещая им безнаказанность, и многих других солдат, которые разбежались в разные стороны, пользуясь отпусками. По этому вызову вернулись очень многие (Amm., XXVII, 8, 10). Как видно из этого примера, и самих дезертиров тоже не устраивала жизнь вечных беглецов под угрозой смертной казни и, если военачальник имел значительный авторитет в их глазах, то они предпочитали возвращаться на службу. В архиве Абиннея мы находим письмо, в котором деревенский священник просит простить солдата Павла за дезертирство с условием, что если тот еще раз совершит подобное, то уже будет в распоряжении Абиннея (Р. Аbin., 32).

Другой была реакция по отношению к тем солдатам, которые покидали части и открыто переходили на сторону противника. Закон Константина I прямо говорит о том, что воин, давший варварам возможность опустошения римской территории, должен быть сожжен живьем (CTh., VII, 1, 1). Именно так и поступал Феодосий [202] во время подавления восстания Фирма в Мавритании, когда часть дезертиров он казнил на костре, а некоторым из них отсек руки (Amm., XXIX, 5, 20; XXIX, 5, 22; Amm., XXIX, 5, 31; Amm., XXIX, 5, 49).

Более «законным» вариантом прекращения службы в армии стало симулирование солдатами различных болезней с целью добиться более ранней отставки. Император Констанций II был вынужден в 350 г. издать закон, в котором говорил, что таких лиц следует возвращать в те части, в которых они служили прежде (CTh. VII. 1. 4).

Кроме того, по-разному обстояли дела с дисциплиной в различных частях армии. Вегеций, к примеру, связывает упадок легионной системы с тем, что в легионах, по сравнению с другими частями, царит более строгая дисциплина, отчего многие стремятся записаться во вспомогательные части (Veg. Epit., II, 3). Подтверждение этим словам Вегеция мы постоянно встречаем у Аммиана Марцеллина. Он пишет о воинах вспомогательных частей, что они не отличались особенной верностью и которых можно было за высокую плату склонить к чему угодно (Amm., XV, 5, 30; XXII, 12, 6; XVIII., 2, 5).

Во время боевых действий ситуация с дисциплиной еще более обострялась. Солдаты чувствовали, что на войне, когда успех целой кампании зависит от них, императорам и полководцам будет трудно пойти на крайние меры. Бунт мог разгореться очень быстро, а поводом для него могло послужить все, что угодно, и, прежде всего, проблемы со снабжением (Amm., XIV, 10, 3; XVII, 9, 3-4). Иоанн Малала, в отличие от других авторов, называет в качестве причины убийства императора Проба именно отсутствие поставок продовольствия во время голода (Mal. XII. 33). В этих случаях солдатам было легко оправдать свое поведение, поскольку они требовали то, что им полагалось по закону (CTh. VII. 4. 4-6). Даже Аммиан Марцеллин признает, что у воинов были основания для жалоб (Amm., XVII, 9, 6). Это и другие волнения, как пишет Аммиан Марцеллин, было успокоено при помощи различных кротких уговоров () или же ласковыми словами (Amm., XVII, 10, 1; XVIII, 2, 6). Когда же ситуация совсем накалялась, то приходилось обращаться к денежным подаркам, чтобы потушить начинающийся бунт (Amm., XIV, 10, 5). Из этого видно, что в изменившихся условиях, когда набор воинов [203] представлял собою значительную проблему, стало уже необычайно трудным применять прежние жесткие меры наказания. У Аммиана Марцеллина децимация упоминается лишь однажды (Amm., XXIV, 3, 2). И поскольку сообщается, что было казнено десять солдат, то некоторые исследователи даже сомневаются в том, была ли это классическая децимация или же смысл этого наказания из-за долгого неприменения был забыт4.

Как правило, судя по нарративным источникам, меры дисциплинарного воздействия носили характер не физического наказания, а психологического. Чаще всего они заключались в том, что провинившиеся части намеренно ставились в унизительное положение, становясь объектом насмешек для остальной армии: ношение женской одежды (Zos., III, 3, 4-5), лишение знамен и расположение во время похода между обозом и пленными (Amm, XXV, 1, 7-8), лишение оружия (Zos., IV, 9, 2-4). Тем самым, полководцы обращались к корпоративному духу части, побуждая тем самым солдат смыть позор со своего подразделения в следующем бою. Ведь в условиях империи военная организация уже не могла как в эпоху расцвета полиса, основываться на гражданско-общинных связях или на связях родоплеменных, как войска, варваров, атаковавших границы римской державы, не говоря уже о классовых, этнических или сугубо идеологических основаниях5. К числу таких психологических мер воздействия следует отнести также порочащую отставку (missio ignominiosa), полагавшуюся за некоторые воинские преступления (Dig., XIL, 16, 3; 1; 4. 6; 6, 7)6. Более мягким вариантом такого наказания был, в частности, перевод из конницы в пехоту, где, как писал Аммиан Марцеллин, служба тяжелее, а также понижение в звании (Amm., XXIV, 5, 10).

Как видно, императоры уже не могли разбрасываться ценными кадрами солдат, однако, в свою очередь, и последние тоже не хотели быть изгнанными из армии, поскольку это автоматически влекло за собой потерю всех привилегий быть ветераном: неполучение земельного надела, освобождение от уплаты налогов, причем не только себя самих, но и членов семьи, и прочее. Поэтому полководцы и рядовые солдаты приходили к компромиссу: императоры «прощали» солдат, а те обещали вести себя как положено. [204]

Последствия упавшего уровня дисциплины проявлялись и в самовольных действиях солдат во время сражений (Amm., XIV, 2, 17; XIX, 6, 3 – 5; XXI, 4, 6; Oros. Advers. Pagan., VII, 29, 6; Eutr. Brev., X, 10, 1). Однако хуже всего было то, что подобным поведением, вероятно, желая отличиться перед императором (Amm. XX, 11, 12), грешили и старшие командиры, что имело гораздо более тяжелые последствия и часто оборачивалось жестокими поражениями римских войск от варваров (Amm., XXI, 3, 2-3; XXXI. 10. 7; XXXI. 12. 16-17). А ведь согласно Дигестам смертью должно было караться не только невыполнение приказов, но и успешное действие, если оно было запрещено (Dig. XIL. 16. 3. 15). Тем не менее, мы почти не слышим о наказаниях командиров за самовольные действия не только в успешных случаях, но и когда, причем гораздо чаще, такие действия приводили к печальным результатам. Когда Аммиан Марцеллин сообщает, что из-за разногласий потерпели полное поражение в столкновении с сарматами два легиона, то это может означать только то, что их командиры не смогли договориться о ведении координированных действий против варваров (XXIX, 6, 13-14). Подобные примеры мы встречаем постоянно на страницах Res Gestae. Магистр конницы Марцелл не оказал помощи осажденному в Сенонах Юлиану, хотя и находился поблизости (Amm., XVI, 4. 3). Можно прямо сказать, что практически во всех поражениях римских войск, приведенных у Аммиана Марцеллина, лежит именно фактор дисциплины. Хуже всего, что часто имели место случаи откровенного вредительства. Так, к примеру, Барбацион сжег суда, находившиеся в его распоряжении, чтобы не давать их Юлиану (Amm., XVI, 11, 8). Он же в другой раз захватил обоз с продовольствием, шедший к Юлиану, и часть запасов взял себе, а остальное свалил в кучу и сжег (Amm. XVI., 11, 12). Комит Африки Роман, которого Аммиан Марцеллин неоднократно обвиняет в совершении многих преступлений, позволил варварам в течение восьми дней осаждать Лептис, не приняв никаких мер к снятию осады (Amm., XXVIII, 6, 15).

Как нам кажется, проблема была не в самих солдатах, а в том, что система сама по себе была не менее коррумпирована и борьба с ней была под силу не каждому императору. Требовалась определенная [205] сила и желание императоров наводить порядок не только на нижних уровнях, но и на верхних эшелонах военной власти. Таким сильным императором предстает у Аммиана Марцеллина Юлиан, который не боялся карать смертной казнью виновных в тяжких преступлениях дуксов (Amm., XXII, 11, 2), отправлять в ссылку и лишать званий провинившихся трибунов (Amm., XXII, 11, 2; XXV, 1, 9), назначать на командные посты только проверенных людей (Amm., XXII, 7, 7). Императором, также внимательно следившим за своим старшим командным составом, был Констанций II. Аммиан Марцеллин особо подчеркивает, что при нем «только закаленные в бранных трудах получали военные командования» (Amm., XXI, 16, 3). В законе, адресованном префектам претория, Констанций II обращает их внимание на тех людей, которые путем взяток стремятся достичь высших командных должностей (CTh., VII, 21, 2). Антиподом этих императоров предстает у Аммиана Валентиниан I. Древние авторы неоднократно отмечают его попустительство по отношению к правонарушениям, совершаемым старшими командирами, и чрезмерную жестокость за проступки рядовых воинов (Amm., XXX, 5, 3; XXVII, 9, 4; XXХ, 9, 1; Zos., IV, 16, 1-2). Причины такого различия в поведении императоров можно объяснить следующим. Юлиан в глазах военных был вполне законный император, принадлежащий к роду Константина I, что, как показал случай с Ветранионом, имело немалое значение. Валентиниан же, напротив, получил власть в результате его избрания военной верхушкой после смерти Иовиана в 364 г. Кроме того, Юлиан до своего назначения командующим в Галлии был гражданским лицом, а Валентиниан – профессиональным военным, трибуном и, возможно, сам грешил различными махинациями. Вследствие этого в течение своего правления он был вынужден таким образом отплачивать своему генералитету за это свое назначение и закрывать глаза на злоупотребления и преступления с их стороны из опасения перед возможными узурпациями. Валентиниана можно было отчасти понять, тем более что у него перед глазами был мятеж Прокопия, к которому присоединилась часть войск со своими командирами (Amm. XXVI, 7, 17). Это же относится и к Валенту, когда он оставил безнаказанным трибуна Полленциана, разрезавшего живот живой женщины и вынувшего оттуда плод, с заклинанием духов вопрошавшего о [206] смене государя (Amm., XXIX, 2, 17). В то же время гадания гражданских лиц на эту тему Валент беспощадно карал смертной казнью (Amm., XXIX, 1, 6, 28 – 33, 38, 42; 2, 5).

Разложение дисциплины сверху вниз прекрасно показано Аммианом Марцеллином на примере Лупицина и Максима, римских командиров во Фракии, спровоцировавших готов на восстание в 376 г. Тоже сообщает нам и Зосим, говоря, что только злоупотребления трибунов и других командиров и их пренебрежение своими обязанностями позволили варварам взять с собой оружие (Zos., IV, 20, 6).

Если говорить об основных отличиях между армией ранней и поздней империи, которые непосредственно влияли на армейскую дисциплину, то главным здесь будет изменившийся подход к набору воинов. Если раньше была возможность выбирать из большого количества кандидатов, то теперь этой возможности не было. Принудительная военная служба привела к тому, что в армии возросло количество недовольных элементов, считавших прохождение службы своего рода выпавшим им наказанием. К этим категориям лиц относились рекруты, поставляемые в ходе конскрипционного набора, нежелающие служить сыновья ветеранов и воинов, а также варварская молодежь, посылаемая в римскую армию по условиям мирных договоров. И если еще сыновья ветеранов могли быть носителями в силу своего происхождения каких-либо положительных воинских традиций, то рекрутов из двух других категорий с армией, а варваров – и с государством, ничего не связывало. Поэтому именно эти люди могли в первую очередь становиться дезертирами и симулянтами, а те, кто смирялся с самим фактом несения службы, старались получить как можно больше выгод, пользуясь своим более привилегированным военным статусом по сравнению с основной массой крестьянского населения.

Впрочем, картина была бы однобокой, если бы мы стали говорить об одних нарушениях дисциплины, ибо тогда было бы неясно, а как же в таком случае римская военная машина могла одерживать значительные победы, вести крупные успешные боевые действия и длительные осады. У Аммиана Марцеллина можно встретить не только сообщения о процессах разложения, имеющих место в армейской среде, но и о верности и преданности войск своим законным [207] императорам (Amm., XXI, 11, 2; XXI, 12, 17; XXI, 13, 16; XXVI, 8, 8). К тому же, такие сражения, как, например, битва при Аргенторате, когда римской армии противостояли, если верить Аммиану, почти втрое превосходящие их силы противника, показывают высокий моральный дух и уровень дисциплины среди воинов. Такое поведение трудно объяснить лишь выдаваемыми императорами донативами (Amm., XX, 4, 18; XXIV, 3, 3). Древние авторы проводили прямую зависимость между состоянием дисциплины и поведением императора среди воинов. Императоры лично водили армии в походы и старались проводить среди войск значительную часть времени. Разделяя с солдатами все тяготы и лишения военной службы, императоры таким образом завоевывали авторитет среди войск. Синезий в своей речи De Regno, обращенной к императору Аркадию, пишет следующее: «Привычка солдат часто видеть государя возбудит в их душах преданность к нему, которая имеет огромную силу и значение» (Sines., De regno, 13). Юлиан во время войн в Галлии довольствовался простой и случайной пищей рядового (Amm., XVI, 5, 3), а в ходе войны он приказал раздать беднейшим контуберниям все, что было заготовлено для императорского стола (Amm., XХV, 2, 2). Только его личным примером можно объяснить то, что «любовь к нему (Юлиану), увеличившаяся под влиянием того, чему солдаты сами были свидетелями, побуждала их охотно следовать за тем, в ком они видели товарища по всем своим трудам и авторитетнейшего полководца, взвалившего больше обязанностей на самого себя, чем на солдата (Amm., XVII, 1, 2). Таким образом, как видно из выше приведенных примеров, огромное значение имел и личный фактор самого императора.

В целом же общее падение дисциплины не могло не вызывать озабоченности не только в военных кругах, но и среди гражданских лиц. У различных авторов мы часто встречаем рекомендации императорам, скрытые, как в Истории Августов, или прямые, как у Синезия в De Regno, которые отражают точку зрения различных общественных кругов на те методы, с помощью которых, как они полагали, можно выправить сложившуюся обстановку. Тема воинской дисциплины проходит красной нитью почти по всем императорским биографиям в Истории Августов. В этом произведении проводится четкая связь между поведением императора и [208] состоянием дисциплины в армии. В биографии Аврелиана прямо говорится о том, что жизнь военачальника напрямую зависит от дисциплины в солдатской массе (SHA. Aurel. 7. 5). Евтропий отмечает, что Аврелиан дисциплину в армии поддерживал строго и своеволие из многих повыбил (Eutr. Brev. IX. 14). Императоры, не заботящиеся или даже наоборот, разлагающие ее, становятся жертвами заговоров и зачастую гибнут от рук воинов (SHA. Did. Iul.; Ant. Heliog.). В биографии Авидия Кассия можно прочесть следующее: «Ведь воинами можно управлять только при помощи строгой дисциплины (SHA. Avid. Cass. 5. 7). Пертинакс якобы писал, что легионы настроены по отношению к нему враждебно за то, что он отстаивает дисциплину (SHA. Pertin. 3. 9). Согласно авторам Истории Августов, хороший император – обязательно сторонник строгой дисциплины в армии, но при этом не и перегибающий палку. Как должен вести себя император, чтобы в армии была должная дисциплина? Во-первых, император должен быть примером личной скромности для своих подчиненных и не отличаться в быту от простого солдата: есть ту же простую и грубую пищу (SHA, Adr., 10, 2; Pescen., 11, 1; Sines., De regno, 16), носить такую же одежду и ходить пешком (SHA, Adr., 10. 4-5). Во-вторых, император должен проявлять личную заботу о воинах. Сюда входили личный осмотр военного снаряжения и одежды (SHA. Aurel. 7. 6; Prob. 8. 2), забота о больных и раненых (SHA. Adr. 10. 6; Alex. Sev. 47. 2) Попутно можно заметить, что для императоров это было одновременно средством контроля за командирами (SHA. Alex. Sev. 15. 5). В-третьих, император должен бороться с проявлениями роскоши в армии (SHA, Avid. Cass., 5, 3; Pescen, 10, 1; Pescen. 10, 3-4). В четвертых, император должен защищать провинциалов от насилия со стороны военных (SHA. Pescen. 10. 5 – 6; Alex. Sev. 51. 6; 52. 1; Aurel. 7. 5). Фактически в полном соответствии с законом о запрещении вымогательств на постоях (CTh., VII, 9, 2) один из авторов Истории Августов пишет, что у Песценния Нигера ни один воин не вымогал у провинциала ни дров, ни масла и не требовал услуг (SHA, Pescen., 3, 6). В пятых, император должен строго контролировать действия командиров и в случае необходимости подвергать их наказаниям. В первую очередь это относится к случаям вымогательства командирами взяток у воинов (SHA, Adr., 10, 7; Pescen, 3, 7-8; Duo Maxim., [209] 8, 3) или воровства (SHA, Alex. Sev., 15, 5). Если Александр Север находил кого-либо из трибунов виновным, то наказывал его без снисхождения сообразно с характером его проступка (SHA, Alex. Sev., 23. 1). Грабителей провинций, уличенных в казнокрадстве и вымогательстве, Аврелиан преследовал с более чем военной строгостью и карал жесточайшими казнями и истязаниями (SHA, Aurel., 39, 5).

Здесь нам стоить отметить, что невероятно жестокие методы наведения дисциплины среди рядовых солдат в духе Авидия Кассия (SHA, Avid. Cass., 4-5), Клодия Альбина (SHA, Clod. Alb., 11, 6) и Макрина (SHA, Opil. Macr., 12, 1-7) вызывают у авторов Истории Августов скорее сильное неприятие, чем одобрение. Даже Аврелиан, который в целом описывается с положительной стороны, осуждается за проявления излишней «строгости» (severitas) (SHA, Aurel., 6, 1; 7, 4; 8, 3; 31, 4; 36, 2). В этой связи можно отметить фразу Евтропия о Константе, который за все время своей жизни был страшен войску без излишней жестокости (Eutr., X, 9, 1). Тем не менее, казни провинившихся трибунов и наместников рассматриваются как меры необходимые и правильные. Однако все эти меры скорее говорят о слабости дисциплины в позднеримской армии, чем о ее крепости. Современники прекрасно понимали, что проблема заключалась в том, что разложение дисциплины двигалось сверху вниз и поэтому применение жестких мер только на нижних уровнях не могло привести к длительному успеху, поэтому в жизнеописании Песценния Нигера мы встречаем такие фразы как «воин не может чувствовать страх, если военные трибуны и начальники сами не будут неподкупными» (SHA. Pesc. 3. 12) и «исправь прежде трибунов, а потом уже и воинов» (emenda igitur primum tribunos, deinde militem. SHA. Pesc. 3. 11).

1. Boak A.E.R. A History of Rome to 565 A. D. Third ed. NY. The MacMillan Company. 1945. P. 443.

2. MacMullen R. How big was the Roman Imperial Army? // Klio. 1980. № 62. P. 455.

3. Курбатов Г. Л. К вопросу о территориальном распространении восстания Прокопия // Византийское очерки. М. 1961. С. 84.

4. Томлин Р. Поздняя империя (200 – 450 гг. н. э.) // Конноли П. Греция и Рим. Энциклопедия военной истории. М. Эксмо-пресс. 2001. С. 256.

5. Махлаюк А.В. Воинское товарищество и корпоративность римской императорской армии // ВДИ 1996 – 1. С. 34.

6. Махлаюк А.В. Между заискиванием и суровостью. О некоторых аспектах римской воинской дисциплины // ВДИ 1998 – 1. С. 298.

Публикация:
Альманах «Университетский историк», Выпуск 4, 2007, Исторический факультет СПбГУ, стр. 197-210[/hide] статьи делает вывод о том, что это было связано с экономическими причинами

положение дел в армии отражало, и порою в концентрированном виде, положение в обществе: жестокий налоговый гнет, неэффективность громоздкой бюрократической машины, коррупция и произвол высших чиновников и отсутствие реальных механизмов для борьбы с ними, упадок того, что именуют «гражданским чувством» (если это понятие вообще применимо к поздней Империи). Кроме этого несомненен упадок социального статуса солдата. Легионер эпохи республики был гражданином на службе, а легионер эпохи принципата – представителем среднего класса (и по [210] статусу, и по доходам), к III – IV вв. это было утрачено. Возможно, известную роль сыграло то обстоятельство, что к III – IV вв. солдат набирали из более отсталых областей империи и даже за ее пределами. Официальные доходы солдата времени принципата по покупательной способности были примерно эквивалентны доходам высокопоставленного офицера IV в. Слабеющей империи становилось все труднее содержать огромную армию, расходы на которую ложились тяжелым бременем на государственную казну. Поддержание армии в должной форме требовало значительных средств, получать которые с беднеющего населения становилось все труднее и труднее. В биографии Александра Севера мы встречаем такие слова: «Воин не внушает опасения, если он одет, вооружен, обут, сыт и имеет кое-что в поясе» – ведь нищенство воина доводило вооруженного человека до самых отчаянных поступков