Пока саксонский вождь Ландульф участвовал в битве, обе стороны, как говорится, сражались с одинаковым успехом. Но после того как он получил смертельную рану и испустил дух, фаланги папы дрогнули и обратили тыл. Воины бежали, обагренные кровью и покрытые ранами. Их гнал и теснил Генрих, который продолжал преследование с еще большим пылом, {83} когда узнал, что Ландульф пал от руки врага. Наконец Генрих остановился и приказал войску передохнуть 153. Затем он вновь вооружился и поспешил к Риму с намерением осадить город. Тут папа вспоминает клятвы Роберта и договор с ним и отправляет к нему послов с просьбой о союзнической помощи. В это же самое время и Генрих, собираясь напасть на древний город Рим, через послов просил союзничества Роберта 154. Оба они, добивающиеся одного и того же, показались Роберту забавными; королю он ответил устно, папе иным образом — написал письмо.
Содержание письма было таково: «Великому первосвященнику и господину моему Роберт, герцог милостью божией. Прослышав о наступлении на тебя врагов, я не очень поверил этому слуху, ибо знаю, что никто не осмелится поднять на тебя руку. Ведь кто, если только он не сошел с ума, выступит против столь великого отца? Что же касается меня, то я, да будет тебе известно, приготовился к тяжелейшей войне с народом, победить который очень трудно. Я собираюсь воевать с ромеями, соорудившими трофеи в честь бесчисленных битв на суше и на море. Тебе же я храню верность в глубине души и, когда будет нужно, докажу ее на деле».
Таким образом отослал он послов обоих просителей: от одних он отделался этим письмом, от других — обманчивыми словами 155.
14. Я не обойду молчанием того, что свершил он, Роберт, в Лонгивардии, прежде чем явился с войском в Авлон. Будучи вообще человеком властолюбивым и жестоким, он в своем безумии уподобился тогда Ироду 156. Не довольствуясь теми воинами, которые с давних пор воевали вместе с ним и знали военное дело, он формирует новое войско, призывая на службу людей всех возрастов. Со всех концов Лонгивардии и Апулии собрал он старых и малых и призвал их к воинской службе. Можно было видеть, как мальчики, юноши, старики, которые и во сне не видели оружия, облеклись тогда в доспехи, держали щиты, неумело и неуклюже натягивали тетиву лука, а когда следовало идти, валились ниц. Это было причиной неумолчного ропота, который поднялся по всей Лонгивардии; повсюду раздавались рыдания мужчин и причитания женщин, которые разделяли несчастия своих родственников. Одна из них оплакивала никогда не служившего мужа, другая — неопытного в военном искусстве сына, третья — брата, занимавшегося земледелием 157 или каким-либо другим трудом. Как я сказала, Роберт безумствовал, как Ирод или даже больше, чем Ирод, ибо последний обрушил свой гнев только на младенцев, {84} а Роберт — и на детей, и на стариков. Хотя новобранцы были совершенно необучены, Роберт, если можно так сказать, ежедневно упражнял и муштровал их.

Вместе с тем он отправил великому доместику и эксарху 167 западных войск (а им был мой отец Алексей) дары и письма с предложением дружбы. В ожидании ответов Роберт оставался в Бриндизи. Но прежде чем все войска были собраны и большинство кораблей выведено в море, явился из Византия 168 Рауль, который не принес никакого ответа на послание Роберта. Это еще сильнее разожгло гнев варвара, тем более что Рауль стал приводить ему доводы против войны с ромеями. Вот его главный довод: монах, состоящий при Роберте, — обманщик и шарлатан, который только притворяется императором Михаилом, а вся его история — сплошная выдумка. Рауль утверждал, что видел Михаила в царственном городе после его свержения с престола, что он одет в темный плащ и живет в монастыре. Рауль собственными глазами лицезрел свергнутого императора. Он рассказал также о событиях, случившихся, как он слышал, в то время, когда он находился на обратном пути. А именно: власть захватил мой отец (я расскажу об этом позже), который изгнал из дворца Вотаниата, призвал к себе самого замечательного среди всех людей подлунного мира — сына Дуки, Константина, и сделал его своим соправителем. Рауль услышал об этом по дороге и рассказал Роберту с целью убедить его прекратить подготовку войны. «На каком основании, — говорил он, — мы будем воевать с Алексеем, если причиной несправедливости был Вотаниат, лишивший твою Елену ромейского престола? Ведь зло, причиненное одними, не должно заставить нас начинать вопреки справедливости войну против других, которые не сделали нам ничего плохого. А ведь когда нет справедливой причины для войны, все впустую: и корабли, и оружие, и воины, и военные приготовления».
Такие речи еще больше распалили Роберта. Он пришел в бешенство и готов был избить Рауля. С другой стороны, этот подложный Дука, лжеимператор Михаил (мы называли его Ректором) тоже был раздосадован и не мог сдержать своего гнева, ибо был со всей очевидностью уличен в том, что он вовсе не император Дука, а самозванец. Будучи и без того рассержен на Рауля за его брата Рожера 169, перебежавшего к ромеям и сообщившего им о подготовке войны, тиран таил злой умысел против Рауля и угрожал ему немедленной казнью. Рауль не пренебрег возможностью бегства и отправился к Боэмунду, у которого он нашел пристанище. {86}
Разыграл представление и Ректор, разразившись страшными угрозами по адресу брата Рауля, перебежавшего к ромеям. Он бил себя рукой по бедру и во всеуслышание вопил, обращаясь к Роберту: «Одного только я прошу: если я получу власть и буду
восстановлен на троне, отдай мне Рожера. И если я тотчас не предам его мучительной казни и не распну посреди города, то пусть бог как угодно покарает меня».

Об этом услышал алан 179 Иоанн — лучший друг Мономахата. Зная о ненависти скифов и их постоянных наветах, Иоанн явился к Мономахату, передал ему слова как императора, так и скифов и советовал ему позаботиться о своем спасении. Мономахат, будучи человеком умным, приходит к императору, смягчает льстивыми словами его гнев и добивается службы в Диррахии. Отправляясь в Эпидамн, он получил письменный указ о назначении на пост дуки 180 и так как эти самые скифы — Герман и Борил — всячески старались ускорить его отъезд, на следующий день уехал из царственного города в Эпидамн и в область Иллирика.
Однако около места под названием Пиги 181 (там сооружен знаменитый среди храмов Византия храм моей госпожи девы-богоматери) он встречается с моим отцом Алексеем. Они увидели друг друга, и Мономахат начал взволнованно рассказывать великому доместику: изгнанником он стал из-за Алексея и своей к нему дружбы; эти скифы Борил и Герман, которые на все взирают с вожделением, обрушили на него всю силу своей завистливой ненависти и изгоняют его под благовидным предлогом из круга близких и из милого ему города. Он подробно изложил печальную повесть о том, как его оболгали перед императором, и рассказал, что он вытерпел от этих рабов. Доместик Запада сделал все возможное, чтобы утешить {88} Мономахата. Ведь Алексей умел облегчать отягченные горестями души. В конце концов Мономахат сказал, что бог будет их судьей, попросил Алексея не забывать их дружбу и отправился в Диррахий, предоставив Алексею следовать в царственный город.
По прибытии в Диррахий Мономахат услыхал сразу две новости: о приготовлениях тирана Роберта и о восстании Алексея. Он колебался и обдумывал свое положение, внешне держался враждебно по отношению к обоим, но его замысел был гораздо глубже, чем открытая вражда. Великий доместик письмом сообщил ему о событиях: о том, что он опасался ослепления, что приготовлялось установление тирании и поэтому он поднялся на борьбу с тиранами. Он потребовал, чтобы Мономахат выступил на помощь другу и отправил ему средства, которые он только сможет где-либо для него собрать. «Ибо, — писал Алексей, — мне нужны деньги, без которых ничего нельзя сделать».
Мономахат денег не отправил, но ласково обошелся с послами и вместо денег вручил им письма следующего содержания. Он поныне верен старой дружбе и обещает хранить ее впредь. Что же касается просимых денег, то он и сам страстно желал бы послать Алексею столько, сколько тому надо. «Но справедливая причина удерживает меня от этого. Ведь если я сразу же подчинюсь твоим приказаниям, то тебе самому покажется, что я поступил некрасиво и недоброжелательно по отношению к императору, ведь я назначен императором Вотаниатом и поклялся верно служить ему. Если же высший промысел возведет тебя на престол, то я, как и прежде, буду тебе верным другом и преданным слугой».