После того как Нерон в конце концов разделался со своей строптивой матерью, Веспасиан смог вернуться к государственной деятельности и получил в управление провинцию Африку. На этом посту он не разбогател и, возвратившись в Рим, заложил родному брату свои имения, а сам стал торговать мулами, хотя древние римские законы запрещали сенаторам заниматься торговлей, торговля же мулами считалась особенно малопочтенным занятием; за это молва наградила его презрительным прозвищем «погонщик мулов».
Веспасиан был в числе тех лиц, которые сопровождали Нерона в его «гастрольном турне» по Греции в 66 г., и навлек на себя его немилость, так как не раз или уходил из театра, когда Нерон пел перед публикой, или, что еще хуже, засыпал.
В жизни Веспасиана произошел крутой поворот, когда внезапно в феврале 67 г. Нерон назначил его главнокомандующим в войне против Иудеи.
Римляне впервые вторглись в Иудею в 63 г. до н. э., в 6 г. н. э. она была обращена в римскую провинцию. С 41 г. в правление императора Клавдия Иудея на некоторое время была переведена на положение царства, зависимого от Рима; царем Иудеи стал дружественно настроенный к римлянам Ирод Агриппа, но после его смерти в 44 г. Иудея снова была обращена в римскую провинцию, управляемую прокуратором. В 66 г. жители Иерусалима перебили римский гарнизон, и восстание охватило всю Иудею. Рим бросил против восставших свои войска из Сирии, но они были разбиты. Тогда Нерон был вынужден вспомнить о военных талантах Веспасиана и простить ему непочтительное отношение к своему пению, тем более, что тот был, как пишет Светоний (Been. 5), «человеком испытанного усердия и нимало не опасным по скромности своего рода и имени».
За два года войска Веспасиана сумели подавить восстание. Это было в первую очередь заслугой полководца. Как пишет Тацит, «Веспасиан обычно сам шел во главе войска, умел выбрать место для лагеря, днем и ночью помышлял о победе над врагами, а если надо, разил их могучею рукой, ел, что придется, одеждой и привычками почти не отличался от рядового воина» (Тац. Ист. II, 5).
Вся Иудея была возвращена под власть римского оружия, только Иерусалим не был взят. Веспасиан, однако, сознательно не торопился идти на Иерусалим, хотя его легионы яростно рвались в бой за иудейскую столицу, которую тем временем терзали внутренние распри. Свою медлительность Веспасиан так объяснил своим воинам:
«Лучшим полководцем, чем я, является бог, который хочет отдать иудеев в руки римлян без всякого напряжения сил с нашей стороны, а войску нашему подарить победу, не связанную с риском. Пока враги собственными руками губят сами себя, пока терзает их самое страшное зло – междоусобная война, – нам лучше пребывать спокойными зрителями этих ужасов и не ввязываться в борьбу с людьми, которые ищут смерти и неистово беснуются друг против друга… Самообладание и обдуманность приносят столько же славы, сколь и подвиги в бою, когда они ведут к победе. А пока враг истощает сам себя, мое войско будет отдыхать от трудов войны и наберется сил… Итак, ради безопасности разумнее всего предоставить самим себе людей, пожирающих друг друга» (Иос. Фл. И. В. 4, 6, 2).
В действительности же Веспасиана удерживало от похода на Иерусалим опасение, как бы не вспыхнула междоусобица в самом Риме.

Но в Риме в день убийства Гальбы преторианская гвардия провозгласила своего императора – Отона, которого признали легионы, стоявшие на Дунае. Веспасиан в Иудее привел свои легионы к присяге Отону.
Веспасиан, командовавший тремя легионами, и наместник Сирии Муциан, в распоряжении которого было четыре легиона, сохраняли спокойствие. «Полководцы видели мятежные настроения воинов, но пока что предпочитали выжидать и смотреть, как будут воевать другие. Победители и побежденные в гражданской войне, рассуждали они, никогда не примиряются надолго. Гадать же сейчас, кому удастся взять верх – Отону или Вителлию, не имеет смысла: добившись победы, даже выдающиеся полководцы начинают вести себя неожиданно, а уж эти двое, ленивые, распутные,, вечно со всеми ссорящиеся, все равно погибнут оба, – один оттого, что проиграл войну, другой – оттого, что ее выиграл. Поэтому Веспасиан и Муциан решили, что вооруженное выступление необходимо, но что его надо отложить до более подходящего случая. Остальные по разным соображениям давно уже придерживались того же мнения, – лучших вела любовь к отечеству, многих подталкивала надежда пограбить, иные рассчитывали поправить свои денежные дела. Так или иначе, и хорошие люди, и дурные, все по разным причинам, но с равным пылом, жаждали войны» (Тац. Ист. II, 7).
В Северной Италии при Бедриаке (около Кремоны) войска Отона напали на войска Вителлия, но были разбиты и перешли на сторону последнего. Отон покончил с собой, а римский сенат признал императором Вителлия.
Осторожный Веспасиан привел свои войска к присяге Вителлию.
Осмотрительно и не торопясь, шел Веспасиан к власти, сумев поставить время себе на службу. Два неразумных соперника уже погибли, оставался один Вителлий.
Тацит так описывает эти события:
«Сейчас нам даже трудно представить себе, до чего возгордился Вителлий и какая беспечность им овладела, когда прибывшие из Сирии и Иудеи гонцы сообщили, что восточные армии признали его власть. До тех пор в народе на Веспасиана смотрели как на возможного кандидата в принцепсы (императоры), и слухи о его намерениях, хоть и смутные, хоть и неизвестно кем распускаемые, не раз приводили Вителлия в волнение и ужас. Теперь и он сам, и его армия, не опасаясь больше соперников, предались, словно варвары, жестокостям, распутству и грабежам. Веспасиан между тем еще и еще раз взвешивал, насколько он готов к (междоусобной) войне, насколько сильны его армии, подсчитывал, на какие войска у себя в Иудее и в других восточных провинциях он может опереться. Когда он первым произносил слова присяги Вителлию и призывал на него милость богов, легионеры слушали его молча, и было ясно, что они готовы восстать немедленно… Но нелегко решиться на такое дело, как гражданская война, и Веспасиан медлил, то загораясь надеждами, то снова и снова перебирая в уме все возможные препятствия. Два сына в расцвете сил, шестьдесят лет жизни за плечами – неужели настал день, когда все это надо отдать на волю слепого случая, воинской удачи?.. Перед тем, кто идет на борьбу за императорскую власть, один лишь выбор – подняться на вершину или сорваться в бездну» (Тац. Ист. II, 73 74).

Оба римских флота, Равеннский и Мизенский, также признали Веспасиана.
«Провинции содрогались от грохота оружия, поступи легионов, передвижений флотов» (Тац. Ист. II, 84).
Успехи Веспасиана объясняются тем, что его поддержала рабовладельческая знать восточных римских провинций, которая стремилась сравняться в правах с римской аристократией; гражданские войны I в. до н. э. и долгие годы террора при императорах первой половины I в. н. э. уничтожили значительную часть старой римской аристократии, и теперь, с окончанием династии Юлиев Клавдиев, провинциальная знать почувствовала свою силу и жаждала сделать хозяином Рима такого человека, который соответствовал бы ее интересам. Именно таким был Веспасиан, незнатный, здравомыслящий, прижимистый, хладнокровный и увенчанный военной славой.
Хотя Веспасиана признали также легионы в Африке, Испании и Галлии, он тем не менее не торопился в Рим. Войска на Рим повели его сторонники Муциан, Антоний Прим и другие.
В конце октября 69 г. войска Вителлия были разбиты в сражении под Кремоной; в декабре Рим был взят штурмом.
«Вителлий был убит; война кончилась, но мир не наступил. Победители, полные ненасытной злобы, с оружием в руках по всему городу преследовали побежденных; всюду валялись трупы; рынки и храмы были залиты кровью. Сначала убивали тех, кто случайно попадался под руку, но разгул рос, вскоре флавианцы принялись обшаривать дома и выволакивать укрывшихся там. Любого, кто обращал на себя внимание высоким ростом или молодостью, будь то воин или житель Рима, тотчас же убивали. На первых порах победители еще помнили о своей вражде к побежденным и жаждали только крови, но вскоре ненависть отступила перед алчностью. Под тем предлогом, что жители могут скрывать у себя вителлианцев, флавианцы запретили что либо прятать или запирать и стали врываться в дома, убивая всех сопротивлявшихся. Среди самых бедных плебеев и самых подлых рабов нашлись такие, что выдали своих богатых хозяев; других предавали друзья. Казалось, будто город захвачен врагами; отовсюду неслись стоны и причитания; люди с сожалением вспоминали о наглых проделках воинов Отона и Вителлия, вызывавших у них в свое время такую ненависть. Полководцы флавианской партии сумели разжечь гражданскую войну, но оказались не в силах справиться с победившими воинами: во время смут и беспорядков чем хуже человек, тем легче ему взять верх; править же в мирное время способны лишь люди честные и порядочные» (Тац. Ист. IV, 1).
Рим фактически оказался в руках Антония Прима, который вел себя в захваченном императорском дворце как хозяин.
Веспасиан и его старший сын Тит, находившиеся вне Рима, получили от сената должности консулов; младший сын Веспасиана Домициан находился в Риме, он поселился во дворце, принял титул Цезаря и сидел в полном бездействии, «он походил на сына принцепса (императора) лишь своими постыдными и развратными похождениями» (Тац. Ист. IV, 2).
«Между сенаторами царили раздоры, побежденные скрывали в душе злобу, победителей никто не уважал, законы не соблюдались, принцепс (император) находился вдали от Рима. Таково было положение, когда (в январе 70 г.) Муциан вступил в город и немедленно сосредоточил всю власть в своих руках. Он отстранил от дел Антония Прима… Муциана постоянно окружали вооруженные воины, он жил каждый день в новом дворце, беспрерывно менял одни сады на другие, и весь его вид, походка, повсюду сопровождавшая его охрана показывали, что он то и есть настоящий принцепс (император), хоть и не соглашается принять это звание» (Тац. Ист. IV, 11).

Он не был злопамятен и мстителен. Еще во времена Нерона ему было однажды отказано от двора, и когда он в смятении стал спрашивать, куда же ему теперь деваться, наглый дворцовый служитель ответил, чтобы он убирался подальше. Став императором, Веспасиан повстречал наглеца, а когда тот смиренно стал просить прощения, он так же послал его на все четыре стороны. Один философ киник отнесся к Веспасиану непочтительно и даже залаял на него, но могучий император ограничился тем, что обозвал его псом (см. Свет. Been. 13 14).
Современники упрекали Веспасиана лишь в одном пороке – в скаредности.
Он налагал тяжелые подати на провинции, увеличивая их иногда вдвое, и изощрялся во введении новых налогов. Он даже ухитрился получать доход с общественных уборных. Его собственный сын Тит открыто возмущался этим неслыханным нововведением. Когда Веспасиан получил первую прибыль, он сунул в нос Титу монету и спросил, пахнет ли она; отсюда и пошло широко известное выражение «деньги не пахнут».
По словам Светония (Been. 16), «он открыто занимался такими делами, каких стыдился бы и частный человек. Он скупал вещи только затем, чтобы потом распродать их с выгодой, он без колебания продавал должности соискателям и оправдания подсудимым, невинным и виновным, без разбору; самых хищных чиновников, как полагают, он нарочно продвигал на все более высокие места, чтобы дать им нажиться, а потом засудить, – говорили, что он пользуется ими, как губками, сухим дает намокнуть, а мокрые выжимает».
Такое поведение Веспасиана, вероятнее всего, объяснялось не столько скаредностью его натуры, сколько бедственным состоянием государственной казны после многих лет безумных роскошеств Нерона и двух лет гражданской войны. В самом начале своего правления Веспасиан объявил, что нужно 40 миллиардов сестерциев, чтобы поднять государство на ноги.
Веспасиан серьезно занялся приведением в порядок города Рима, который пострадал во время гражданской войны так сильно, что был сожжен даже храм Юпитера Капитолийского, главная святыня государства. Веспасиан, «приступив к восстановлению Капитолия, первый своими руками начал расчищать обломки и выносить их на собственной спине» (Свет. Been. 9, 5).
Для украшения Рима Веспасиан стал строить храм Клавдия, который все таки почитался божественным, и большой новый форум – площадь, в центре которой возвели храм богини Мира (Веспасиан гордился тем, что даровал Римскому государству мир), а по краям – здания библиотек.
Иосиф Флавий так описывает форум Веспасиана:
«В короткое время было завершено сооружение, превосходившее все человеческие ожидания. Веспасиан израсходовал на это неимоверные средства, какие только дозволила ему его собственная казна и какие достались ему от предшественников. Он разукрасил храм богини Мира разнообразными великолепными произведениями живописи и скульптуры. В храме было собрано и расставлено все, ради чего люди прежде путешествовали по всей земле, чтобы увидеть это. Веспасиан приказал хранить здесь также драгоценности и сосуды, взятые из иерусалимского храма, так как он очень дорожил ими» (Иос. Фл. И. В. 7, 5, 7). Для римского народа Веспасиан предпринял строительство грандиозного амфитеатра, рассчитанного на 50 тысяч человек; амфитеатр стали сооружать в центре Рима на том месте, где по прихоти Нерона был вырыт большой пруд; здание было закончено уже после смерти Веспасиана, официально оно именовалось амфитеатром Флавиев, а в раннем Средневековье, неизвестно почему, стало называться Колизеем.
Веспасиан заботился о том, чтобы привлечь к себе симпатии населения, неоднократно устраивал раздачи подарков и роскошные званые пиры, «чтобы поддержать торговцев съестным» (Свет. Been. 19).

Тит.
Старший сын и наследник Веспасиана носил те же имена, что и отец – Тит Флавий Веспасиан – и вошел в историю под именем Тита. Веспасиан взял его в соправители еще в 71 г.; после смерти Веспасиана с 79 г. Тит правил самостоятельно.

Тит. Мрамор. Рим. Ватиканские музей
Это был очень разумный и осмотрительный человек, сумевший снискать всеобщую любовь, хотя в юности он так любил развлечения, что боялись, как бы не получился из него второй Нерон. Но Тит был слишком умен, чтобы уподобиться Нерону.
Светоний пишет о Тите так:
«Телесными и душевными достоинствами блистал он еще в отрочестве, а потом, с летами, все больше: прекрасная внешность, в которой было столько же достоинства, сколько приятности; отменная сила, которой не мешали ни высокий рост, ни слегка выдающийся живот; исключительная память и, наконец, способности едва ли не ко всем видам военной и мирной деятельности. Конем и оружием он владел отлично; произносил речи и сочинял стихи по латыни и по гречески охотно и легко, даже без подготовки; был знаком с музыкой настолько, что пел и играл на кифаре искусно и красиво» (Свет. Тит. 3).

Юлия.

Юлия, дочь Тита. Мрамор. Рим. Национальный Римский музей (музей Терм)
Флавия Юлия была единственной дочерью Тита; она не отличалась никакими выдающимися качествами. Судьба Юлии не была счастливой. Ее дядя Домициан, наследовавший Титу, отобрал ее у мужа и сделал своей любовницей; она умерла молодою около 90 г.

Домициан отбросил прочь республиканскую внешность принципата, открыто стал именовать себя господином и богом и сделался гонителем и палачом всех добропорядочных людей (см. Свет. Дом. 13; Плин. Пан. 90).

Плиний Младший так пишет о Домициане:
«Домициан был устрашающего вида: высокомерие на челе, гнев во взоре, женоподобная слабость в теле, в лице бесстыдство, прикрытое густым румянцем. Никто не осмеливался подойти к нему, заговорить с ним, так как он всегда искал уединения в укромных местах и никогда не выходил из своего одиночества без того, чтобы сейчас же не создать вокруг себя пустоту» (Плин. Пан. 48).
«Домициан, изолированный от всех звуков и предохраненный от всех толчков, находясь в полной неподвижности, плавал на корабле, который был накрепко привязан к другому судну, точно это везли какую то искупительную жертву. Позорное это было зрелище, когда повелитель римского народа следовал за другим судном, подчинялся другому кормчему, точно корабль его был захвачен в плен неприятелем» (Плин. Пан. 82).
Более 14 лет продолжалось жестокое правление Домициана. В конце концов он был убит 18 сентября 96 г. на 45 м году жизни. «К его убийству народ остался безучастным, но войско вознегодовало: воины пытались тотчас провозгласить его божественным и готовы были мстить за него, но у них не нашлось вожаков.
Сенаторы, напротив, впали в такое ликование, что поспешно сбежались в курию, безудержно поносили убитого самыми оскорбительными и злобными словами, велели втащить лестницы, немедленно сорвать со стен императорские щиты и изображения, разбить их о землю и даже постановили стереть надписи с его именем и уничтожить всякую память о нем» (Свет. Дом. 23).