Форум Геннадия Бордукова

    Античная история и нумизматика.

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



    Мессения.

    Сообщений 1 страница 20 из 36

    1

    I
    Овраг Хойриос, граница Мессении. Мессена, дочь Триопа. Андания и тайное служение Великим богиням. Кавкон, Лик и Мефап – организаторы мистерий.

    1. Для мессенян границей с Лаконикой в той части, которая по воле императора (Августа) была отрезана от них и присоединена к Лаконике, по направлению к Герении является ныне так называемый «Свиной овраг».
    2. Страну эту, прежде бывшую безлюдной, по их словам, заняли первые поселенцы следующим образом. По смерти Лелега, который царствовал в нынешней Лаконике, в то время называвшейся по его имени Лелегией, власть получил старший из его сыновей Милес, а Поликаон был младшим по возрасту и потому остался просто частным человеком, до тех пор пока не женился на Мессене, дочери Триопа, внучке Форбанта из Аргоса. Гордясь своим отцом, который и влиянием и силой превосходил всех тогдашних эллинов, Мессена не пожелала, чтобы ее муж был частным человеком. И вот, собрав войско из Аргоса и из Лакедемона, они направились в эту страну, и всей этой земле было дано название Мессены от имени жены Поликаона.
    3. Было выстроено много других городов, а также и Андания, где они построили для себя дворец. До того сражения, которое произошло у фиванцев с лакедемонянами при Левктрах, и до построения ими теперешней Мессены у подошвы горы Итоми, мне кажется, никакой другой город не носил названия Мессены. Я делаю этот вывод главным образом на основании поэм Гомера. Во-первых, перечисляя в своем «Каталоге» (Илиада, II, 591 и сл.) пришедших под Илион и называя Пилос, Арену и другие города, он не упомянул ни о какой Мессене. Во-вторых, в «Одиссее» (XXI, 187) в следующем стихе он ясно показывает, что существовало в то время племя мессенян, а не город:
    «Скот из Итаки мессеняне мужи угнали»
    А еще яснее, когда он говорит о луке Ифита (Одиссея, XXI, 15):
    «Они же
    Встретились прежде друг с другом в Мессене, где нужно обоим
    Дом посетить Орхилоха разумного было»
    а под домом Орхилоха в Мессене он <очевидно> подразумевал городок Феры, и это он сам объяснил в рассказе о поездке Писистрата (сына Нестора) к Менелаю (Одиссея, III, 488):
    «Путники прибыли в Феру, где сын Орхилоха…
    … дом свой имел Диоклес благородный».
    4. Итак первыми в этой стране царствовали Поликаон, сын Лелега, и Мессена, жена Поликаона. При этой Мессене прибыл из Элевсина Кавкон, сын Келена, внук Флия, и принес с собою таинства Великих богинь <Деметры и Персефоны>, а сам Флий, по словам афинян, был сыном Геи-Земли; с этим согласуются и слова гимна к Деметре, написанного Мусеем для ликомидийцев. Много лет спустя после Кавкона Лик, сын Пандиона, совершение этих таинств обставил высшей торжественностью и еще и теперь они называют ту рощу, где он произвел очищение мистов (посвященных), рощею Лика. А что в этой стране есть роща, называемая рощей Лика, (это доказывает) стих, имеющийся у Риана Критского:
    «Возле кряжей Элея, над рощею Лика дубовой».
    5. А что этот Лик был сыном Пандиона, это ясно из стихотворной надписи, сделанной на изображении Мефапа. И Мефап тоже произвел некоторые изменения в способе празднования этих таинств. Этот Мефап был родом афинянин, знаток таинств и всяких оргиастических служений. Он же установил совершение таинств кабиров и для фивян. В священном участке ликомидов он воздвиг статую со следующей надписью, между прочим, подтверждающей истину моих слов:
    «Я совершил освященье Гермеса домов, мной очищен
    Путь почетенной Деметре и дщери ее первородной,
    Где, говорят, для Великих богинь основала Мессена
    Праздник, устав получив от Кавкона из славного рода
    Флия; и я удивлялся как Лик, Пандионова отрасль,
    Таинства все, что в пределах Аттики свято хранятся,
    Тут учредил для чтимой Андании, нами любимой».
    Эта надпись свидетельствует, во-первых, что Кавкон, являясь потомком Флия, прибыл к Мессене, а ее слова относительно Лика свидетельствуют, кроме того, еще о том, что в древности таинства совершались в Андании. И мне это кажется вполне вероятным, что Мессена установила таинства не где-либо в другом месте, но именно там, где жила она сама с Поликаоном.

    0

    2

    II
    Первые правители Мессении. Город Арене. Лик и Афарей. Три женщины, лишившие себя жизни по смерти своих мужей.

    1. Желая со всей тщательностью узнать, какие были потомки Поликаона от Мессены, я прочитал так называемые «Эои» и эпос о Навпакте, сверх того – те «генеалогии», которые написали Кинефон и Асий. Но у них ничего не сказано по этому вопросу. Нашел я только в «Великих Эоях», где говорится, что Поликаон, сын Бута, сочетался с Эвехмой, дочерью Гила, который был сыном Геракла; что же касается мужа Мессены и самой Мессены там ничего не сказано.
    2. В более поздние времена, когда уже не было никаких потомков Поликаона (этот род, как мне кажется, продолжался не больше пяти поколений), мессеняне призвали к себе царем Перифа, сына Эола. При нем, как рассказывают мессеняне, прибыл Менелай, знаменитый стрелок, поэтому считавшийся сыном Аполлона. Ему Периер дал для поселения ту часть страны, которая <теперь> называется Карнасием, тогда же она называлась Эхалией; говорят, что это название Эхалии было дано городу от имени жены Менелая. Но ведь известно, что по многим вопросам в Элладе идут постоянные споры; так и здесь: фессалийцы и эвбейцы рассказывают: первые, что Эвритий – и в наше время есть такое пустынное местечко Эвритий – в древности был городом и назывался Эхалией. Напротив, согласно со сказаниями эвбейцев, Креофил в своей поэме о Геракле написал.., а Гекатей Милетский в своей истории сообщает, что Эхалия была в Скии, части Эретрии. Вообще мне кажется, что рассказы мессенян более правдоподобны, чем рассказы других; это касается также и сообщения о костях Эврита, о чем я буду говорить в дальнейшем изложении.
    3. У Периера от Горгофоны, дочери Персея, было двое сыновей, Афарей и Левкипп; и когда Периер умер, власть над Мессенией перешла к ним. Но все же высшей властью из них пользовался Афарей. В свое царствование он построил город Арену по имени дочери Эбала, своей жены и в то же время единокровной сестры <со стороны матери>, так как Горгофила <по смерти Периера> вышла замуж за Эбала. О ней я уже дважды рассказывал – и при описании Арголиды (II. 21,7) и при описании Лаконии (III. 1,4). Так вот этот Афарей основал город Арену в Мессении и принял в свой дом своего двоюродного брата Нелея, сына Крефа, внука Эола, хотя его называли сыном Посейдона; он был изгнан из Иолка Пелием; Афарей дал ему приморскую часть своей земли, на которой кроме других городов был также и Пилос; в нем поселился Нелей и основал свое царство.
    4. Прибыл в Арену и Лик, сын Пандиона, когда и он был изгнан из Афин своим братом Эгеем; он научил Афарея, его детей и жену его Арену таинствам Великих богинь. Он установил их в Андании и научил, как их совершать, так как здесь же Кавкон посвятил в эти таинства Мессену. У Афарея старшим из сыновей и более храбрым был Идас, младшим был Линкей, о котором Пиндар сказал, – пусть этому верит, кто хочет, – что он обладал настолько острым зрением, что мог видеть насквозь через ствол дуба (1).
    5. Был ли у Линкея сын, это нам неизвестно, но у Идаса была дочь Клеопатра от Марпессы, вышедшая замуж за Мелеагра. Автор же эпоса «Киприи» говорит, что женою Протесилая, который первый решился высадиться на берег, когда эллинский флот пристал к Троянской земле, – так вот женою этого Протесилая была Полидора, которую он называет дочерью Мелеагра, сына Ойнея. Если это правда, то все эти три женщины, начиная с Марпессы, убили сами себя, так как их мужья умерли раньше их.
    Примечания
    1   Идас и Линкей своего рода параллель к спартанским Диоскурам. Место Пиндара, на которое ссылается Павсаний, – Немейская ода 10, стих 45. Пиндар там говорит, что Линкей с вершины Тайгета видел, что Кастор сидит в дупле дуба. О Линкее см. Филострат. Картины.

    0

    3

    III
    Переход власти в дом Нестора. Гераклиды изгоняют потомков Нелея. Кресфонт получает обманом власть над Мессенией. Стениклер становится столицей Гераклидов. Кресфонт убит вместе со всеми сыновьями, кроме Эпита, спасшегося в Аркадии. Эпитиды.

    1. Когда у сыновей Афарея произошла битва с Диоскурами, их двоюродными братьями, из-за быков, и Полидевк убил Линкея, а Идаса постигла смерть от удара молнии, то дом Афарея совершенно прекратился по мужской линии и власть над мессенянами перешла к Нестору, сыну Нелея, а равно и над всеми другими, над кем раньше царствовал Идас, кроме тех, которые были подданными сыновей Асклепия.
    2. Местные жители говорят, что дети Асклепия ходили под Трою, считаясь мессенянами; по их словам Асклепий был сыном Арсинои, дочери Левкиппа, а не Корониды. В Мессении есть безлюдное местечко, которое они называют Триккой, и в доказательство они ссылаются на стихи Гомера (Илиада, XIV, 339), где Нестор заботливо ухаживает за пораженным стрелою Махаоном; они говорят, что он не стал бы проявлять такого расположения к нему, если бы он не был соседом и царем единоплеменного народа. Как главное подтверждение своей точки зрения на сыновей Асклепия – для меня лично это кажется наиболее важным – они приводят то, что в Герении есть могильный памятник Махаона, а в Ферах – святилище сыновей Махаона.
    3. Когда война против Илиона уже закончилась и когда Нестор, по возвращении домой, уже умер, когда два поколения спустя состоялся поход Гераклидов и их возвращение в Пелопоннес, тогда потомки Нелея были изгнаны из Мессении. Об этом я уже, между прочим, упоминал в своем рассказе о Тисамене (II. 18,6), а теперь прибавлю только следующее: когда доряне предоставили Темену владеть Аргосом, Кресфонт стал просить для себя Мессенскую землю под тем предлогом, что он был старше Аристодема. Правда, Аристодем тогда уже умер, но против Кресфонта решительно выступил Ферас, сын Автесиона; родом он был фивянин, в пятом колене потомок Полиника, сына Эдипа, а кроме того, он был опекуном детей Аристодема, являясь им дядей по матери: ведь Аристодем был женат на дочери Автесиона, по имени Аргеи. Очень желая, чтобы Мессения досталась ему в удел, Кресфонт просил Темена о содействии и, склонив предварительно, его на свою сторону, предоставил затем решить дело жребием. Тогда Темен, наливши в чашу воды, бросил в эту чашу жребий детей Аристодема и жребий Кресфонта со следующим уговором: что первым получает право на выбор страны тот, чей жребий будет вынут первым. Оба жребия Темен сделал из глины, но для сыновей Аристодема – из высушенной на солнце, а для Кресфонта – из обожженной на огне. Поэтому жребий детей Аристодема распустился в воде и таким образом жребий выпал на долю Кресфонта, который и выбрал себе землю Мессении. Но народ древних мессенян не был изгнан дорянами: они согласились быть под управлением Кресфонта и принуждены были уступить дорянам часть своей земли. Сделать такие уступки их побуждало недоверие к своим собственным царям, так как они были потомками Нелея из Иолка. Кресфонт был женат на Меропе, дочери Кипсела, царствовавшего тогда в Аркадии, от которой он имел нескольких детей, из которых младшим был Эпит.
    4. Дворец, где собирались жить он и его дети, он выстроил в Стениклере. В древние времена прежние цари, включая и Периера, жили в Андании, а когда Афарей основал Арену, то опять-таки как сам Афарей, так и его дети жили в этом городе; при Несторе и его потомках царский двор был в Пилосе. Кресфонт же установил, чтобы царь жил в Стениклере. Так как в общем его правление было направлено в пользу простого народа, то люди, обладавшие богатством, восстали против него и убили самого Кресфонта и всех его сыновей.
    5. Один только Эпит остался в живых из всего этого дома, так как он, будучи еще ребенком, воспитывался у Кипсела; когда он возмужал, аркадяне помогли ему вернуться в Мессению; в этом возвращении ему помогали остальные цари дорян, а равно и дети Аристодема и Истмий, сын Темена.
    Ставши царем, Эпит отомстил прежде всего убийцам своего отца, отомстил затем тем, кто был соучастниками этого убийства. Привлекая на свою сторону знатнейших из мессенян обходительностью, а тех, которые были из народа, – подарками, он заслужил такое уважение, что потомки его стали называться Эпитидами вместо Гераклидов.
    Главк, сын Эпита, царствовавший после него, во всем старался подражать отцу как в общественных делах, так и в отношениях с отдельными людьми, благочестием же он на много его превзошел. Священный участок Зевса на вершине Итомы – его посвятили Поликаон и Мессена – до тех пор не пользовался почетом у дорян; Главк предписал и им поклоняться <этому богу>; он первый принес жертвы Махаону, сыну Асклепия, в Герении; он установил для Мессены, дочери Триопа, культ, полагающийся для героев. А Истмий, сын Главка, даже выстроил святилище в Фарах в честь Горгаса и Никомаха, <сыновей Махаона>. Преемником Истмия был его сын, Дотад, который к бывшим раньше мессенским пристаням прибавил еще одну в Мофоне. Сын Дотада, Сибота, установил, чтобы царствующий правитель ежегодно приносил жертву реке Памису и совершал приношения, как герою, Эвриту, сыну Меланея, в Эхалии перед совершением таинства Великих богинь, которые тогда еще проводились в Андании.

    0

    4

    IV
    Эвмел составил гимн для мессенского хора, посланного на Делос. Две версии первого столкновения мессенян и лакедемонян. Начало первой Мессенской войны.

    1. При Финте, сыне Сибота, мессеняне впервые послали на Делос Аполлону жертву и мужской хор. Гимн в честь бога на этот случай был для них составлен Эвмелом и считается, что это произведение единственно подлинное из всех, приписываемых Эвмелу. В царствование Финта впервые произошла распря с лакедемонянами; о причинах ее и здесь нет единогласия; рассказывают же, что она произошла следующим образом.
    2. На границах Мессении есть святилище Артемиды, именуемой Лимнатидой – Владычицей озер; из дорян одни только мессеняне и лакедемоняне совместно владели этим святилищем. Лакедемоняне рассказывают, что над их девушками, явившимися на праздник, мессеняне совершили насилие, а их царя Телекла, происходящего <по восходящей линии> от Архелая – Агесилая – Дорисса – Лабота – Эхестрата – Агиса, пытавшегося им помешать, убили. Более того, изнасилованные девушки из-за стыда, как говорят, наложили на себя руки. Мессеняне же рассказывают, что Телекл, побуждаемый плодородием Мессенской страны, составил заговор против первых лиц из правительства Мессении, <собираясь убить их>, когда они войдут в храм; для совершения заговора он выбрал из молодых спартанцев тех, у кого еще не было бороды, дал им девичью одежду и всякое другое украшение как будто девушкам, дал и кинжалы, чтобы напасть на мессенян, которые ничего подобного не ожидали. Но мессеняне, защищаясь, убили этих безбородых юношей и самого Телекла; так как этот замысел был задуман их царем не без ведома всего государства, то лакедемоняне, сознавая, что они намеревались совершить несправедливость, даже не потребовали удовлетворения за убийство Телекла. Вот что говорят и те и другие, а верить может каждый, чему он хочет, смотря по своим симпатиям.
    3. В следующем поколении, когда в Лакедемоне царствовал Алкамен, сын Телекла, а из другого дома Феопомп, по восходящей линии сын Никандра, Харилла, Полидекта, Эвнома, Пританида, Эврипонта, а у мессенян царствовали Антиох и Андроклей, сыновья Финты, взаимная ненависть лакедемонян и мессенян достигла до высшей точки. Начали войну лакедемоняне: при их враждебном настроении и решении воевать во что бы то ни стало представившийся им для этого повод они сочли не только вполне достаточным, но и очень благовидным, но при более миролюбивых настроениях вопрос мог бы разрешиться судебным разбирательством. Обстоятельства дела были следующие.
    4. В Мессении был Полихар, человек во всех отношениях видный: он одержал победу на олимпийских играх; элейцы проводили 4-ю олимпиаду, и состязание было только в беге; вот тогда-то Полихар и победил. У этого человека было стадо коров, но не было достаточного выгона для них – он не приобрел себе земли в собственность, – и поэтому он дал свое стадо спартанцу Эвафну, который должен был пасти их на своей земле с правом использовать для себя часть прибыли от этого стада коров. Но оказалось, что Эвафн был таким человеком, который неправедную корысть ставил выше совести и чести и при всем том был ловкий пройдоха. И вот он, тогда продав стадо Полихара приехавшим в Лаконию купцам, сам отправился к Полихару с известием и, придя к нему, сказал, будто бы на страну напали разбойники и, одолевши его, угнали в качестве добычи коров и пастухов. В тот момент, когда он его так обманывал, явился один из пастухов, которому удалось убежать от купцов, и, застав здесь у своего господина этого Эвафна, уличил его во лжи перед Полихаром. Уличенный, и не имея возможности отрицать, Эвафн усиленно стал просить прощения и у самого Полихара и у сына Полихара: ведь, по его словам, при наличии в человеческой природе многих других страстей, заставляющих нас совершать преступления, жажда наживы является главнейшей. Он объявил ему на словах о той цене, которую он взял за коров, и просил сына Полихара пойти с ним, чтобы принести деньги <отцу>. Когда они, уйдя, оказались в Лаконике, Эвафн решился на дело еще более безбожное, чем прежнее: он убил сына Полихара. Когда Полихар узнал, что ему пришлось испытать это новое злодеяние, он отправился в Лакедемон к царям и к эфорам, настойчиво и усиленно жалуясь на (убийство) своего сына, перечисляя, сколько он испытал неприятностей из-за Эвафна, которого он сделал своим другом и которому верил больше всех других лакедемонян. Когда же, несмотря на его неоднократные хождения к властям, Полихар не получил никакого удовлетворения, он обезумил и под влиянием гнева, уже не щадя даже самого себя, стал убивать всякого лакедемонянина, который только ему попадался в руки. Тогда лакедемоняне под предлогом того, что Полихар не был им выдан, равно указывая и на убийство Телекла, а также ввиду возбужденных у них еще прежде подозрений из-за хитрых проделок Кресфонта с жребием, объявили войну.

    0

    5


    V
    Обвинения, выставленные Спартой. Мессеняне их отвергают и обвиняют спартанцев в алчности. Спор между мессенянами о том, как действовать, и убийство одного из царей – Андрокла. При мессенском царе Эвфее лакедемоняне внезапным нападением захватывают Амфею.

    1. Но что касается Телекла, то мессеняне выставляют свои возражения, как я говорил раньше, и указывают, что Эпит, сын Кресфонта, был восстановлен в Мессении сыновьями Аристодема, чего они никогда бы не сделали, если бы относились враждебно к Кресфонту. Они заявляют, что не выдали лакедемонянам Полихара потому, что и они не выдали им Эвафна, но что они предлагали разрешить вопрос судом или у аргивян, которые были родственны им обоим, на собрании амфиктионов, или поручить это дело в Афинах суду, называемому Ареопагом, потому что считалось, что это судилище с древнейших времен разбирает вопросы об убийстве (1). Они утверждают, что лакедемоняне начали войну не из-за этого, но замыслили зло против их страны из-за жадности, как они поступали и в других случаях: они ставили им на вид их поступки с аркадянами, их отношение к аргосцам; их страсть к захватам была ненасытна и то-и-дело они отбирали земли у тех и других. Они упрекали лакедемонян и за то, что они первые из эллинов заключили дружбу с варваром Крезом, который посылал им подарки, даже после того, когда он поработил живших в Азии эллинов и даже тех дорян, которые поселились на Карийском материке. Они также указывают, что когда главари фокейцев разграбили святилище в Дельфах, то и спартанские цари, каждый персонально, и многие влиятельные лица в Спарте, вся коллегия эфоров в полном составе, равно и герусия приняли участие в разделе сокровищ бога (III. 10,3), В особенности же, в доказательство того, разделе сокровищ бога (III. 10,3), В особенности же, в доказательство того, что лакедемоняне ни перед чем не останавливались ради выгоды, они упрекают их за их позорный союз с Аполлодором, тираном Кассандреи. Почему мессеняне с такой горечью упрекают их за это, об этом я не считаю уместным входить в подробности в данном рассказе. Жители Кассандреи испытали ничуть не меньшие страдания, чем мессеняне, хотя они при тирании Аполлодора не проявили такого величия духа, как мессеняне, и того упорного сопротивления, с которым они сражались с лакедемонянами.
    Такие-то причины начала этой войны выставляют обе стороны.
    2. Итак, лакедемонское посольство прибыло в Мессению и требовало выдачи Полихара. Мессенские цари ответили послам, что, посоветовавшись с народом, они сообщат в Спарту принятое решение. Когда послы ушли, они созвали на собрание граждан. Мнения резко разошлись. Мнение Андрокла было выдать Полихара, как совершившего поступки безбожные и исключительно ужасные. Антиох во всем ему возражал; но самым ужасным, говорил он, будет то, если Полихару придется страдать на глазах Эвафна, и при этом он перечислял все те пытки, которым ему придется подвергнуться. В конце концов сторонники Андрокла и Антиоха так разгорячились и так далеко зашли, что взялись за оружие. Битва продолжалась недолго: сторонники Антиоха, по численности на много превосходя своих противников, убили Андрокла и наиболее авторитетных из лиц, окружавших его. Антиох, оставшись один царем, послал в Спарту ответ, что он предлагает передать дело тем судебным трибуналам, о которых я уже говорил. Говорят, лакедемоняне не удостоили никакого ответа тех, кто доставил им это письмо.
    3. Несколько месяцев спустя умер Антиох, и Эвфай, сын Антиоха, принял власть. Лакедемоняне не послали вестника, чтобы объявить мессенянам войну, не объявили они также о прекращении между ними дружбы, но, приготовившись к войне, тайно и насколько возможно незаметно в недоступных местах они вперед дали клятву, что ни длительность войны, – если бы ее считать даже не очень короткой, – ни те бедствия, – если бы они были для воюющих очень значительными, – не заставят их отказаться от предприятия прежде, чем они не овладеют Мессенией силой оружия. Принеся предварительно такую клятву, они ночью напали на Амфею, назначив начальником своего войска Алкамена, сына Телекла. Амфея был небольшой городок в Мессении, у границ Лаконии, хотя по величине незначительный, но расположенный на высоком холме и обильно снабженный ключевою водой; и в других отношениях Амфея казалась им подходящей базой для ведения всей этой войны. Так как ворота были открыты и никакой стражи не было, то спартанцы легко захватили этот городок и из мессенян, попавших им в руки, одних убили еще в постелях, других же – заметивших уже, что случилось, они убили в храмах богов, куда они бежали к алтарям в качестве молящих о защите; лишь немногие успели бежать из города. Таков был первый поход лакедемонян против мессенян, во втором году девятой олимпиады, в которую победу в беге одержал Ксенодок, мессенянин. В Афинах в это время не было еще избираемых каждый год по жребию архонтов; вначале народ отнял у потомков Меланфа, так называемых мелантидов, большую часть их власти и вместо царей сделал их ответственными перед народом магистратами, а впоследствии установил вообще десятилетний срок их власти. И вот тогда, во время захвата Амфеи, Эсимид, сын Эсхила, был правителем в Афинах пятый год.
    Примечания
    1   Амфиктионии – это указание вызвало много споров, о каких амфиктиониях говорит Павсаний, так как аргосских амфиктионий не было. Поэтому теперь склоняются к старому латинскому переводу: «или у аргивян... или на собрании амфиктионов». Таков же вопрос об Ареопаге: сам по себе вполне возможный, он в этом случае решительно неприемлем, так как в это время суда Ареопага как определенного института еще не было.

    0

    6

    VI
    Риан и Мирон – писатели о мессенских войнах. Аристомен и время его жизни. Собрание в Стениклере и решимость мессенян.

    1. Прежде чем описать эту войну и все то, что божество предназначило той и другой воюющей стороне потерпеть или совершить, я хочу точно установить время жизни одного выдающегося мессенского героя. Эту войну, начатую лакедемонянами и их союзниками против мессенян и тех, кто им помогал, названную не по имени нападающей стороны, как, например, война Мидийская или Пелопоннеская, но по имени потерпевших поражение, подобно тому как война против Илиона не получила названия эллинской, а известна нам под именем троянской, так вот эту войну против мессенян описали в стихах Риан из Бены и Мирон из Приены; сочинение Мирона написано прозой. Но ни тот, ни другой не описали всего хода событий последовательно, от начала войны до ее конца, но только отдельные части по своему усмотрению; последний изложил взятие Амфеи и все последующие события, включая смерть Аристодема, но не далее; Риан же даже не касается начала этой первой войны, но зато он описал события позднейшего времени, когда мессеняне восстали против лакедемонян; и здесь он передал не все, а только то, что случилось после битвы у так называемого «Великого рва».
    2. Тот мессенский герой, ради которого я и завел речь о Риане и Мироне, был Аристомен, первая и величайшая слава народа. О нем автор из Приены в своей работе говорит лишь мимоходом и неточно, в поэме же Риана Аристомен прославлен не меньше, чем Ахиллес в Илиаде Гомера. Так как оба автора говорят о нем столь различно, то мне не осталось ничего другого, как придерживаться одного какого-нибудь рассказа, а не объединять оба. Мне кажется, что Риан говорит более правильно о времени жизни Аристомена. Что же касается Мирона, то и в других его работах можно заметить, что он не очень обращает внимание, соответствуют ли истине его рассказы и убедительно ли то, что он хочет передать; в той же степени эти свойства сказались и в его истории Мессении. У него написано, будто Аристомен убил Феопомпа, лаконского царя, незадолго до смерти Аристодема, тогда как мы знаем, что Феопомп умер только по окончании войны, следовательно не мог умереть раньше окончательного сражения или какого-либо другого. Что именно Феопомп положил конец этой войне, свидетелем этого для меня являются элегии Тиртея, который говорит:
    «Царь был тогда Феопомп – боги любили его;
    Взял он для нас широкопространную область Мессены»
    Таким образом, по моему мнению, Аристомен был современником второй Мессенской войны. Все то, что касается его, я изложу тогда, когда до этого дойдет мой рассказ.
    Когда мессеняне услыхали о событиях под Амфеей от спасшихся при взятии города, они стали стекаться из своих городов в Стениклер. Когда народ собрался на собрание, то и другие высшие магистраты и, наконец, сам царь советовали не падать духом после взятия Амфеи, как будто этим решен весь исход войны, и не бояться военной силы лакедемонян, как будто она много выше их собственной. Правда, говорил он, лакедемоняне в военных занятиях упражнялись дольше, чем они, но тем более необходимо для них быть храбрыми мужами, а покровительство богов будет скорее на стороне тех, кто защищает родную землю, чем с теми, кто начинает с несправедливости.

    0

    7

    VII
    Взаимное опустошение вражеских стран. Ежегодные походы лакедемонян в Мессению. Речи вождей перед боем.

    1. После этой речи Эвфай распустил собрание. Затем уже он стал держать всех мессенян под оружием, побуждая не знающих военного дела учиться ему, а тех, кто знал его, еще с большим, чем прежде, старанием им заниматься. Лакедемоняне делали набеги на Мессению, но страны не опустошали, так как считали уже ее своей собственностью, не рубили деревьев и не разрушали зданий, но если им попадалась добыча, они ее угоняли и отбирали хлеб и другие <сельскохозяйственные> плоды. Делая же нападения на города, они не могли взять ни одного, так как они были укреплены стенами и старательно охранялись; напротив, ничего не сделав и сами получив не мало ран, они должны были отступать и под конец уже и не пытались нападать на города. С своей стороны мессеняне опустошали прибрежные местности Лаконии и те поля, которые были по Тайгету.
    2. На четвертый год после взятия Амфеи Эвфай, стараясь воспользоваться настроением мессенян, гнев которых против лакедемонян достиг высшей силы и, считая военную подготовку у своих вполне достаточной, объявил поход и приказал следовать за войском также и рабам с кольями и всем необходимым для постройки укреплением. Лакедемоняне, узнав от находящегося в Амфее гарнизона, что мессеняне выступают в поход, сами двинулись походом. В Мессении была местность, во всех отношениях вполне удобная для сражения, но впереди нее проходил глубокий овраг; здесь и расположил мессенян Эвфай, назначив главнокомандующим Клеониса; над конницей же и над легковооруженными, которых вместе взятых было меньше 500, над ними начальниками были Пифарат и Антандр. Когда сошлись оба войска, тяжеловооруженные готовы были броситься друг на друга, пылая жестокой и неукротимой ненавистью, но разделявший их овраг не позволял им вступить в рукопашный бой; конница же и легковооруженные схватились друг с другом, переходя через овраг; так как ни те, ни другие не отличались друг перед другом ни числом, ни опытностью, то сражение для них оказалось нерешительным. Пока эти войска стояли друг против друга, Эвфай приказал рабам в это время укрепить кольями сначала заднюю часть лагеря и оба фланга. Когда же наступила ночь и сражение прекратилось, тогда они укрепили и переднюю часть лагеря по оврагу, так что с наступлением дня лакедемоняне были поражены предусмотрительностью Эвфая. Так как для них было невозможно сражаться с мессенянами, пока они не выйдут из своего укрепления, то они отказались от осады, будучи совершенно не подготовленными ко всему этому.
    3. Тогда они вернулись домой; на следующий год, так как старики бранили их, бросая им в лицо обвинение в трусости и вместе с тем в несоблюдении клятвы, они вторично пошли открыто походом на Мессению. Ими командовали оба царя, Феопомп, сын Никандра, и Полидор,сын Алкамена; самого Алкамена уже не было в живых. Двинулись против них и мессеняне, и когда спартанцы пытались завязать сражение, мессеняне в свою очередь стали наступать на них. Лакедемонянами командовал на левом крыле Полидор, на правом – Феопомп, в центре стоял Еврилеонт, в данное время считавшийся лакедемонянином, а по своему происхождению он был родом от Кадма из Фив, потомок в пятом колене Эгея, сына Ойолика, внука Феры, правнука Автесиона. У мессенян правому крылу лакедемонян противостояли Антандр и Эвфай, второе крыло против Полидора занимал Пифарат, а в центре – Клеоннис.
    4. Когда войска собирались вступить в бой, то цари, проходя по своим рядам, воодушевляли своих. Феопомп обратился к лакедемонянам с короткой речью, как это было в обычае у спартанцев, напоминая о клятве, которая была дана по поводу войны с мессенянами, и о том, как польщено будет их честолюбие, если они превзойдут своих отцов, которые поработили окружные страны, они же совершат еще более славный подвиг и приобретут еще более прекрасную страну. Эвфай сказал более длинную речь, чем спартанский царь, но и он должен был ограничить свою речь, так как враги наступали. Он указывал им, что сейчас борьба у них будет не только за землю и имущество, но, говорил он, они должны ясно видеть, что ожидает побежденных: жены и дети будут уведены и испытают долю рабов, для взрослых самым легким будет смерть, если она произойдет без истязаний; ограблены будут храмы их и дома их отцов сожжены; что его слова – не пустое предположение, явным доказательством всего этого являются страдания захваченных в плен в Амфее. Вместо столь великих несчастий для иного выгодой является славная смерть, но так как, продолжал он, мы еще не побеждены и стоим здесь, не проявляя страха перед врагами, то при равных условиях нам легче превзойти своих противников решительностью действий теперь, чем потом, потерявши смелость и уверенность поправлять постигшую нас неудачу. Вот что сказал Эвфай.

    0

    8

    VIII
    Описание сражения.

    1. Когда и с той и с другой стороны предводители дали знак к началу боя, мессеняне бегом бросились на лакедемонян; они вели себя смело, как люди, под влиянием гнева готовые умереть. Каждый из них первым стремился начать битву; и лакедемоняне тоже выступили против них столь же решительно, но они были озабочены тем, как бы не расстроить своих рядов. Когда они были близко друг от друга, враги стали потрясать оружием, посылая друг другу угрозы и грозно глядя друг на друга, затем начали осыпать друг друга бранью: спартанцы называли мессенян своими рабами, людьми ничуть не более свободными, чем илоты, а мессеняне называли спартанцев за их подлые поступки безбожниками, так как они из-за алчности пошли на людей, родственных им по племени, а также преступниками против богов, которые являются древнеотческими для дорян, в особенности даже против Геракла. И вот, обмениваясь бранными словами, они вместе с тем стали понемногу приступать к делу, наступая друг на друга как сплошными рядами, особенно лакедемоняне, так и сражаясь один на один. Искусством в военных делах и навыком лакедемоняне намного превосходили мессенян, а равно и численностью: ведь с ними были жители окружных городов, уже покоренные и шедшие вместе с лакедемонянами, были и асинейцы и дриопы, которые поколением раньше были изгнаны аргосцами с своей земли и обратились в Лакедемон, прося о защите; теперь они по необходимости должны были итти в поход вместе с ними; против легковооруженных мессенян были двинуты наемные отряды критских стрелков. Эти преимущества лакедемонян со стороны мессенян уравновешивались их отчаянием и равнодушием к смерти; все страдания, уравновешивались их отчаянием и равнодушием к смерти; все страдания, которые они испытывали, они с гордостью считали скорее неизбежными для людей, любящих свою родину, чем ужасными, то же, что они совершали, они переоценивали, преувеличивая силу своего удара и тяжесть его действия на лакедемонян. Некоторые из них, выбегая вперед из рядов, показывали блестящие примеры смелости, другие, смертельно раненые и находясь почти при последнем издыхании, сохраняли несломленной свою смелость и отвагу. Раздавались взаимные поощрения. Живые и еще не раненые побуждали раненых, прежде чем они покорно подчинятся неизбежной участи (смерти), совершить в свою очередь все, что они могут, и тогда только с удовольствием принять назначенное судьбою, раненые же, когда замечали, что силы и жизнь их уже покидают, заклинали нераненых быть не хуже их и не допустить, чтобы для родины бесполезной оказалась их личная смерть. Лакедемоняне вначале не прибегали к взаимным поощрениям и просьбам и не выказывали готовности проявлять одинаковую с мессенянами безумную храбрость; будучи с детства приучены к военному делу, они пользовались более глубоким военным строем и надеялись, что в борьбе с ними мессеняне не смогут устоять столь же продолжительное время, как они, и не вынесут усталости от оружия или ран.
    2. Таковы были особенности тактики каждого войска и различный образ мыслей сражавшихся с той и с другой стороны; общим и у тех и у других было то, что убиваемые не прибегали ни к мольбам, ни к обещанию денежного выкупа, может быть потому, что у них не было никакой надежды убедить в этом своих врагов вследствие взаимной ненависти, а главным образом потому, что они гнушались этими приемами, чтобы не обесславить свои прежние подвиги. С другой стороны, и убивающие воздерживались от хвастовства и поношений, так как ни те, ни другие не имели твердой уверенности, останутся ли они победителями. Совершенно неожиданно умирали те, которые хотели снять с только что ими убитых военную добычу: или оставив какую-либо часть тела незащищенной, они получали удар копьем или мечом, не приняв мер предосторожности, занятые в данный момент другим делом, или погибали от руки тех, с которых они снимали военную добычу, но которые еще дышали.
    3. И цари в битве проявили замечательную храбрость. Феопомп с бешеной отвагой стремился убить самого Эвфая. Видя наступление Феопомпа, Эвфай сказал Антандру, что в действиях Феопомпа нет никакой разницы с тем поступком, на который решился предок его Полиник: ведь Полиник, приведя против своего отечества войско из Аргоса, собственноручно убил своего брата и был им убит; так и Феопомп желает навлечь на род Гераклидов то же проклятие за совершенное преступление, какое постигло потомков Лая и Эдипа; он по крайней мере постарается, чтобы не радостным был для него день этой битвы. Сказав это, Эвфай выступил против него. Тут вся битва, несмотря на усталость сражавшихся, вновь возгорелась с полною силой. Новым пылом и силой исполнились их тела, увеличилось с обеих сторон презрение к смерти, так что можно было подумать, что тогда только впервые начался бой. Наконец отряд, окружавший Эвфая, – а он, составляя свиту царя, весь состоял из отборных мессенян – всей силой своей отчаянной храбрости, почти граничившей с безумием, благодаря редкой доблести, одолел своих противников, оттеснил самого Феопомпа, а стоявших против них лакедемонян обратил в бегство. Но другое крыло мессенян попало в тяжелое положение; их предводитель Пифарат был убит и, потеряв начальника, они стали сражаться, не так тщательно сохраняя ряды и в большем беспорядке, однако, и они не проявляли слабости духа. Но ни Полидор не стал преследовать отступавших мессенян, ни окружающие Эвфая – лакедемонян. Эвфай и окружавшие его предпочли поддержать своих разбитых сотоварищей; однако им не пришлось вступить в бой с Полидором и его войском: было уже темно и лакедемонян удерживало от дальнейшего преследования отступающих не только исключительно одно незнакомство с местностью; у них искони было в обычае преследовать сравнительно медленно; по их мнению, было более предусмотрительно сохранять порядок строя, чем избивать отступающих. В центре же, где лакедемонянами командовал Эврилей, а мессенянами Клеоннис, сражение шло с равным успехом с обеих сторон, но наступившая ночь заставила разойтись и их.
    4. В этом сражении с обеих сторон или исключительно или преимущественно сражалась только тяжеловооруженная пехота. Всадников было немного и они не совершили ничего, достойного упоминания: пелопоннесцы были тогда плохими наездниками. Легковооруженные мессеняне, а со стороны лакедемонян критские стрелки совсем даже не вступали в бой: по древнему еще обычаю и те и другие были поставлены в тылу своей пехоты. На следующий день ни те, ни другие не решались начать сражения или первыми поставить трофей победы; к концу дня они взаимно послали глашатаев для переговоров относительно уборки трупов убитых и взаимно договорившись, они тут же принялись за погребение.

    0

    9

    IX
    Мессеняне уходят на гору Итому. Дельфийский оракул велит принести в жертву девушку из рода Эпитидов. Аристодем дает свою дочь, но, раздраженный ее женихом, сам убивает ее
    .
    1. После этой битвы положение мессенян стало делаться все хуже и хуже: они были истощены денежными расходами, которые им приходилось производить для содержания гарнизонов и для охраны городов, да и рабы стали перебегать к лакедемонянам. Кроме того, на них обрушилась болезнь. Она навела такой же страх, как будто это была чума, однако она поразила не все население. Обсудив данное положение, они решили покинуть поселки, расположенные внутри страны, и поселиться на вершине горы, на Итоме. Кстати там был уже небольшой городок, о котором они говорили, что и Гомер упоминает о нем в своем «Каталоге» (Илиада II, 729):
    «Триккой владавший народ и Итомой высокоутесной».
    В этот-то городок они стали переселяться, расширив старый круг укреплений, так чтобы всем было достаточно места. Это место и помимо того является укрепленным; ведь Итома по величине не уступает ни одной из гор, которые находятся за Истмом в Пелопоннесе, и с этой стороны она совершенно недоступна.
    2. Они решили также отправить в Дельфы священного посла – «феора». Поэтому они посылают Тисиса, сына Алкида; это был человек, по высокому положению своему не уступающий никому и, кроме того, он считался наиболее сведущим в толковании вещаний бога. Когда этот Тисис возвращался из Дельф, его подстерегли лакедемоняне из гарнизона в Амфеи. Они напали на него, и так как он не хотел отдаться в плен и пытался защищаться и сопротивляться им, они стали наносить ему раны, пока не раздался таинственный голос: «Оставь в покое несущего божие слово». Как только Тисис спасся, он тотчас же явился в Итому и сообщил царю божье вещание; вскоре после этого он умер от полученных ран. Что же касается мессенян, то Эвфай собравши их, открыл им бога ответ:
    «Взявши деву чистую Эпита крови
    – Жребий вам ее укажет, – в жертву ночью
    Демонам ее подземным принесите.
    Если ж жертва не свершится, кто другой пусть
    Даст для жертвы добровольно дочь свою вам».
    3. Согласно этому божьему указанию, тотчас все девушки, которые были из рода Эпитидов, были призваны вынуть жребий. Этот жребий достался дочери Ликиска, но Эпебол, истолкователь божьих вещаний, отвел ее, заявивши, что ее нельзя приносить в жертву: ведь она не дочь Ликиска, а ребенок, которого его жена, с которой он тогда жил, будучи бесплодной, принесла ему, взяв со стороны. В то время как он раскрывал историю этой девушки, Ликиск, захватив с собой и девушку, эмигрировал в Спарту.
    4. Когда мессеняне, заметивши бегство Ликиска, пали духом, тогда Аристодем, принадлежавший к тому же роду Эпитидов, человек, более славный, чем Ликиск, в других отношениях, особенно же в военном деле, добровольно предложил свою дочь в жертву. Но человеческие планы, а тем добровольно предложил свою дочь в жертву. Но человеческие планы, а тем более решения, Рок обрекает на неизвестность, скрывая их, как тина реки скрывает камешек. Так и тогда на пути Аристодема, сделавшего попытку спасти Мессению, встретилось вот какое препятствие.
    5. Один из мессенян – его имени не называют – был влюблен в дочь Аристодема и уже собирался тогда взять ее себе в жены. Вначале он вступил в спор с Аристодемом, утверждая, что он, обручивший с ним свою дочь, не является уже больше ее владыкой, а что он, обрученный, имеет больше права ею распоряжаться, чем он. Но затем, увидав, что это не помогает положению, он обращается к другому способу: он бесстыдно заявляет, что он имел сношение с девушкой и что она беременна от него. В конце концов он довел Аристодема до такого состояния, что он, как безумный, в гневе убил свою дочь; затем он вскрыл ее чрево и оказалось ясным для него, что она не имела плода. Присутствовавший тут Эпебол потребовал, чтобы явился кто-нибудь другой, который согласился бы пожертвовать своей дочерью; для них ведь нет никакой выгоды от того, что дочь Аристодема убита; она убита отцом, а не принесена в жертву тем богам, для которых Пифия приказала это сделать. Когда прорицатель это сказал, вся толпа мессенян устремилась на жениха девушки с тем, чтобы убить его за то, что он наложил на Аристодема ненужное пятно преступления и скверны, а для них сделал сомнительной надежду на спасение. Но этот человек был особенно дорог Эвфаю. И вот Эвфай убеждает мессенян, что раз девушка умерла, этим исполнено божье слово и что то, что совершил Аристодем, для них совершенно достаточно. На эти слова все бывшие из рода Эпитидов заявили, что он говорит верно: каждый из них старался избавиться от страха за своих дочерей. И вот они, послушавшись убеждений царя, закрывают собрание и обращаются после этого к жертвоприношениям и празднеству.

    0

    10

    X
    Через шесть лет лакедемоняне идут на Итому. Сражение без решительного результата, но Эвфей смертельно ранен. На его место избирается Аристомен. Он правит мягко и умело. Война продолжается.

    1. Услыхав о данном мессенянам божьем вещании, лакедемоняне упали духом; не только народ, но и цари боялись возобновлять военные действия. Но пять лет спустя, после бегства Ликиска в Спарту, так как жертвы давали им благоприятные знамения, лакедемоняне выступили против Итомы. С ними уже не было критских стрелков, но и союзники мессенян запоздали своим прибытием. Спартанцы уже вызвали к себе недоверие со стороны остальных народов Пелопоннеса, особенно у аргосцев и у аркадян. Аргосцы собирались тайно от лакедемонян притти на помощь мессенянам в качестве добровольцев, но это было их частное решение – общегосударственного решения на этот счет не было. У аркадян же поход готовился открыто, но и они не прибыли во-время. Но мессеняне, полагаясь на вещание бога, смело решились подвергнуться опасности битвы один-на-один, даже без союзников.
    2. В общем и тут в ходе битвы не было никакой разницы сравнительно с прежними сражениями; опять день окончился для сражающихся раньше, чем была решена битва. Не сохранилось в памяти, чтобы какое-нибудь крыло одолело другое или какой-либо отряд победил другой, однако, говорят, они не оставались и неподвижными в своих боевых рядах, как они были выстроены с самого начала, но с обеих сторон сходились на середине (между войсками) лучшие бойцы и там с неимоверным пылом и жаром сражались друг с другом. Так Эвфай проявил смелости больше, чем это следовало для царя, и, с безрассудной отвагой бросившись на окружающих Феопомпа, получил много смертельных ран и упал, теряя сознание. Когда он еще дышал, лакедемоняне, бросившись, во что бы то ни стало старались унести его к себе. Но и у мессенян их исконная любовь к Эвфаю и стыд предстоящего позора возбудили новые силы: им казалось более славным сражаться за своего царя, пожертвовать жизнью и кровью, чем, покинув его, спастись.
    3. Гибель Эвфая тогда продлила битву и зажгла еще сильнее у обеих сторон их решимость. Эвфай прожил еще некоторое время и успел узнать, что в этом деле мессеняне оказались не слабее лакедемонян; через несколько дней он умер, процарствовав над мессенянами тридцать лет и провоевав с лакедемонянами все время своего царствования.
    4. Так как у Эвфая не было детей, то он предоставил народу выбирать наследника своей власти. Против <притязаний> Аристодема претендентами выступили Клеоннис и Дамис, которые помимо всего прочего считались особенно отличившимися на войне. Что же касается Антандра, то враги убили его в битве, когда он сражался, защищая Эвфая. Также и мнение толкователей божественной воли, Эпебола и Офионея, было единодушно против предоставления высокой чести, какой пользовались Эпит и его потомки, человеку оскверненному, на котором лежит пятно проклятия за убийство дочери. Тем не менее был избран и объявлен царем Аристодем. Этот Офионей, прорицатель мессенский, слепой от рождения, обладал вот каким даром пророчества: точно узнав все обстоятельства жизни, на основании этого он предсказывал будущее каждому – как частному человеку, так и государству. Таким способом, как я сказал, давал он свои предсказания. Ставши царем, Аристодем неизменно старался делать народу приятное во всем, что было разумно; он оказывал почет знатным, особенно Клеониму и Дамису. Он ухаживал и за союзниками, посылая дары влиятельным лицам из аркадян, равно и в Аргос и Сикион. Во время царствования Аристодема война приняла форму разбойнических нападений небольшими отрядами и взаимных набегов во время уборки полей. Со стороны аркадян некоторые принимали участие наряду с мессенянами в нападениях на Лаконскую область. Аргосцы же не считали нужным заранее показывать свою вражду к лакедемонянам, но если бы началась война, они готовы были принять в ней участие.

    0

    11

    XI
    На пятом году правления Аристодема в битве под Итомой лакедемоняне разбиты.

    1. На пятом году царствования Аристодема обе стороны, истощенные длительностью войны и расходами, пришли к мысли окончить дело решительной битвой, заранее оповестив о ней. Поэтому к обоим явились и их союзники, к лакедемонянам – коринфяне – единственные из пелопоннесцев, к мессенянам – аркадяне всем войском, а от аргосцев и сикионян – отборные отряды. Лакедемоняне в центре поставили коринфян, илотов и тех из периэков, которые участвовали с ними в походе, а на флангах стали сами под начальством царей, такой глубокой и плотной фалангой, как никогда раньше. У Аристодема и тех, кто был с ним, военный строй был следующий. Тех из аркадян и мессенян, которые телом были крепки и духом смелы, но не имели хорошего оружия, он снабдил самым лучшим оружием <какое только мог> достать, и так как этого настоятельно требовали обстоятельства, он поставил и их вместе с аргосцами и сикионянами; фалангу же он вытянул возможно шире, чтобы не быть обойденным врагами; он предусмотрительно позаботился, чтобы их боевой строй в тылу опирался на гору Итому. Начальником их он поставил Клеониса; сам же он вместе с Дамисом неизменно оставался при легковооруженных; в их числе находилось немного пращников и стрелков, главную же массу их отряда составляли те, которые по своей физической природе были способны к быстрым набегам и отступлению и вооружение которых было легким: панцырь и щит из них имел не всякий, а те у кого их не было накидывали на себя козьи или овечьи шкуры или же шкуры диких животных, особенно горные аркадяне, которые были одеты в волчьи и медвежьи шкуры. Каждый из них имел при себе много дротиков, а некоторые несли и длинные пики.
    2. Все они сидели в засаде на горе Итоме, там, где они, как предполагалось, менее всего будут заметны. Тяжеловооруженные из мессенян и союзников выдержали первый натиск лакедемонян, а после этого они и в дальнейшем, в течение всей остальной битвы, продолжали и чувствовать и проявлять смелость. Численностью они уступали неприятелям, но это были лучшие отряды, а сражались они против обыкновенного войска, которое не являлось в равной степени с ними отборным, вследствие чего, благодаря своей храбрости и опытности, они тем более могли долгое время оказывать им сопротивление. Но вот тут легковооруженные воины мессенян, как только и им был дан знак, бегом бросились на лакедемонян и, обойдя их фалангу, стали поражать их копьями с фланга, а у кого доставало смелости, то подбегали ближе и поражали их в рукопашном бою. Лакедемоняне, увидав, что им грозит одновременно вторая опасность и при этом явившаяся столь неожиданно, однако, не пришли в смущение и, повернувшись против легковооруженных, пытались их отражать, но так как они были легко вооружены, им не трудно было убегать. Это привело лакедемонян в замешательство, а замешательство вызвало их гнев: ничто не заставляет так человеческую природу терять самообладание, как новое и в их глазах незаслуженно-обидное обстоятельство. Так было и в этом случае: спартанцы, получившие раны, а также и те, которые после гибели своих товарищей, теперь оказались первыми под ударами легковооруженных, стали сами выбегать вперед, всякий раз как они видели, что на них устремляются легковооруженные, и когда те отступали, они под влиянием гнева преследовали их дальше, чем следовало. А легковооруженные мессеняне придерживались принятой ими с самого начала тактики: они били и поражали дротиками противников, когда они стояли на месте; когда же они начинали их преследовать, они успевали от них легко убежать, а когда спартанцы, пытаясь возвратиться назад, поворачивались к ним спиной, они вновь на них нападали. Это они делали то тут, то там, в разных местах неприятельского строя. Гоплиты же мессенян и союзников с тем большей смелостью стали напирать на стоящих против них врагов.
    3. В конце концов изнуренные и длительностью сражения, и ранами, кроме того приведенные в замешательство необычным для них способом сражения с легковооруженными, лакедемоняне расстроили свои ряды. Когда они обратились в бегство, то легковооруженные причинили им еще больше неприятностей. Числа погибших в этом сражении лакедемонян я не был в состоянии установить, но я и сам думаю, что их было много. Для большинства возвращение домой было спокойное, но для коринфян оно являлось как делом трудным: независимо от того, попытались ли бы они спастись через владения аргосцев или через Сикионскую область, им все равно пришлось бы идти через вражескую землю.

    0

    12

    XII
    Вещание из Дельф советует лакедемонянам прибегнуть к хитрости. Она не удается. Мессеняне в свою очередь вопрошают бога. Ликиск взят в плен и на суде в Итоме оправдан. Ответ бога становится известен спартанцам и при помощи Эбала они успевают предупредить мессенян. Слепой прорицатель Офионей становится зрячим.

    1. Понесенное поражение причинило лакедемонянам не мало горя, так как в сражении было убито много очень видных людей. Им пришлось подумывать о том, что нет уже надежды счастливо окончить эту войну. Поэтому, впав в уныние, они посылают своих «феоров» – священное посольство в Дельфы. По их прибытии, Пифия им изрекла следующее:
    «Феб тебе повелел совершать не только рукою
    Бранные подвиги; нет: ведь мессенской землею владеет
    В силу обмана народ. Той же хитростью будет он сломлен,
    Начал которую он применять в минувшие годы»
    Это заставило мысли царей и эфоров, как корабль в море, блуждать в разные стороны; но как они ни старались придумать какую-нибудь хитрость, ничего они не могли изобрести. И вот, подражая хитростям Одиссея под Илионом (Одиссея, IV, 244 и сл.), они посылают в Итому сто человек разузнать, какие у них там планы. Послали они их как перебежчиков, а для видимости был вынесен против них приговор об изгнании. Как только они прибыли, Аристодем тотчас же отправил их назад, сказав, что новым является только криводушие лакедемонян, их же хитрости – стары.
    2. Потерпев неудачу в этом предприятии, лакедемоняне вторично пытаются разрушить союз мессенян с их соседями. Их послы прежде всего пришли к аркадянам, но после того, как аркадяне ответили им резким отказом, они уже воздержались идти в Аргос.
    3. Узнав об этих происках лакедемонян, Аристодем со своей стороны посылает вопросить бога; и Пифия изрекла:
    «Бог тебе посылает военную славу, но бойся
    Чтоб не забралися к вам хитрые ковы враждебной
    Спарты, проникнув в стены, крепко созданные вами
    (Более силен Арес ведь у них); но венчанный стенами
    Храм могучего бога сожителей примет печальных,
    Только лишь двое избегнут тайн сокровенных несчастья;
    Знай: этот день не раньше увидит свое исполненье
    Чем измененная станет природа в образе прежнем».
    Тогда Аристодем и прорицатели были не в состоянии понять и истолковать это вещание, но прошло немного лет и бог раскрыл его, и ему суждено было исполниться полностью.
    4. Другое же событие, случившееся тогда у мессенян, было следующее. У Ликиска, переселившегося в Спарту, умерла та самая дочь, вместе с которой он бежал в Спарту. Так как он часто ходил на могилу своей дочери, аркадские всадники, устроив засаду, захватили его в плен. Он был приведен в Итому и поставлен перед народным собранием; он защищался, говоря, что он ушел не как предатель родины, но послушавшись слов прорицателя о девушке, что она не родная его дочь. Несмотря на такие его оправдания, поверили в справедливость его слов не раньше, чем пришла в театр, <где шло народное собрание> , та, которая в это время была главной жрицей Геры. Она подтвердила, что это она родила эту девушку и дала ее жене Ликиска, как подкидыша. Теперь же, сказала она, я прихожу, чтобы открыть эту тайну и сложить с себя жреческий сан. Она говорила так потому, что в Мессении было установление, что если у женщины или у мужчины, облеченных жреческим саном, умирает кто-либо из детей, то жречество переходит на другое лицо. Тогда мессеняне, считая, что женщина говорит правду, избрали богине другую жрицу вместо нее и признали, что Ликиск совершил проступок, который можно простить.
    5. После этого – шел уже двадцатый год войны – они решили вновь послать в Дельфы спросить о победе. На их вопрос Пифия прорекла:
    «Тем, кто в Итоме поставит вокруг алтаря в храме Зевса
    Первыми дважды пять полных десятков треножников богу,
    Тем со славой войны бог отдаст и мессенскую землю.
    В этом Зевсова воля. Обман тебе служит на пользу
    Следом отмщенье идет и бога ты не обманешь.
    Делай, что суждено, а беды – одним за другими».
    Услышавши это, они подумали, что предсказанье говорит в их пользу и обещает им победу на войне: так как святилище Зевса-Итомского находится внутри их стен, то, конечно, лакедемоняне не смогут раньше их поставить эти треножники. Они собирались поставить эти треножники, сделав их из дерева: у них не было средств, чтобы сделать из меди.
    6. Кто-то из дельфийцев сообщил это вещание в Спарту. Когда они узнали о нем, то они созвали собрание; на нем ничего умного они придумать не могли, но у них был некий Эбал, даже не из очень знатных, но, как оказалось малый не глупый: он, сделав как попало из глины сто треножников, спрятал их в мешок и понес его вместе с сетями, как охотник. Будучи неизвестным даже многим из лакедемонян, он тем легче укрылся от внимания мессенян. Смешавшись с местными землевладельцами, он вместе с ними вошел в Итому, и как только стала опускаться ночь, он поставил в честь бога эти глиняные треножники и вновь вернулся в Спарту, чтобы сообщить об этом лакедемонянам. Мессеняне, увидав это, пришли в великое смущение и догадались – как это было и на самом деле, – что это исходит от лакедемонян. Однако Аристодем старался их успокоить, говоря все то, что полагается при подобных обстоятельствах, и свои деревянные треножники – а они уже были готовы – поставил вокруг алтаря Зевса-Итомского.
    7. Но случилось также, что прорицатель Офионей – тот, который от рождения был слепым, – прозрел самым удивительным для людей путем: у него сильно заболела голова и после этого он прозрел.

    0

    13

    XIII
    Боги посылают мессенянам неблагоприятные знамения. Аристодем кончает жизнь самоубийством на могиле дочери. Вместо царя мессеняне выбирают Дамиса полномочным полководцем. Измученные осадой и голодом, мессеняне покидают Итому. Конец первой Мессенской войны.

    1. Вслед за этим – так как близилось уже роковое время для гибели Мессении – бог стал давать им знамения будущего. Так статуя Артемиды – она сама и ее оружие было сделано из меди – выпустила из рук щит (1). Затем, когда Аристодем собирался приносить жертву Зевсу-Итомскому, то бараны сами собой и с такой силой ударились рогами о жертвенник, что от этого удара погибли. И еще третье им было предзнаменование: собаки, собравшись все в одно место, в течение всей ночи выли и в конце концов все ушли к лакедемонскому лагерю. Все это приводило Аристодема в смущение, а особенно явившееся ему во сне видение: ему казалось, что он собирается итти в сражение, что на нем надето оружие и что перед ним на столе лежат внутренности жертвенных животных. И вот ему является его дочь, в черной одежде; показывая свою грудь и чрево, рассеченные мечом, она, казалось ему, сбросила со стола жертвы, сняла с него оружие и вместо него надела на него золотой венец и накинула белое одеяние. Когда Аристодем и без того уже пал духом и полагал, что видение предсказывает ему конец его жизни, потому что у мессенян во время похорон знатных лиц на умерших надевают венцы и облекают их в белую одежду, в это время кто-то приносит известие, что прорицатель Офионей уже больше не видит, но внезапно опять стал слепым, каким он был с самого начала. Тогда он сообразил, что стихи пророчества:
    «Двое избегнут тогда сокровенной тайны несчастья и
    Измененная станет природа в образе прежнем»
    Пифией были сказаны о глазах Офинея.
    2. Тогда Аристодем, подумав о себе и своих делах, что он напрасно сделался убийцей дочери, и, видя, что у родины не осталось никакой надежды на спасение, убил сам себя на могиле дочери; все, что человеческая предусмотрительность может сделать, он сделал для спасения Мессении, но судьба обратила в ничто все его подвиги и планы. Он умер, процарствовав шесть лет, а из седьмого года лишь несколько месяцев. Тогда такое отчаяние охватило мессенян, что они были готовы послать к лакедемонянам посольство с изъявлением покорности, настолько сильно поразила их смерть Аристодема; только ненависть к спартанцам не допустила их это сделать.
    3. Собравшись на народное собрание, они не выбрали себе никого в цари, но назначили Дамиса полководцем с неограниченной властью; он же, взяв себе Клеониса и Филея в соправители, стал готовиться и в настоящих затруднительных условиях дать сражение. К этому их понуждала осада, а еще больше голод и отсюда страх, как бы им еще раньше не погибнуть от недостачи продовольствия; в доблести же и в смелости даже тогда не было недостатка у мессенян: погибли у них все полководцы и все наиболее видные граждане, но даже и после этого они еще держались целых пять месяцев.
    4. К концу года они покинули Итому, провоевав целых двадцать лет, как это сказано и в стихах Тиртея:
    «Год уж двадцатый пошел и с высоких гор Итомейских
    Бросив тучных полей нивы, бежали они».
    5. Эта война окончилась в первом году 14-й олимпиады, в которую коринфянин Дасмон победил в беге, а в Афинах Медонтиды продолжали править по десятилетиям, и кончался уже четвертый год правления Гиппомена.
    Примечания
    1   Весь этот рассказ является у Павсания проекцией в древность из более новых времен, поэтому нельзя, основываясь на словах Павсания, заключить, что уже в VIII в. до н. э. у мессенян были бронзовые статуи.

    0

    14

    XIV
    Часть мессенян выселяется. Лакедемоняне разрушают Итому и делят мессенскую землю. Под гнетом Спарты оставшиеся мессеняне задумывают восстание. Аристомен и его происхождение.

    1. Те из мессенян, у которых случайно были дружеские связи в Сикионе и в Аргосе и у кое-кого из аркадян, переселились в названные города, а в Элевсин – лица жреческого рода и те, кто совершал таинства в честь Великих богинь, вся же остальная масса рассеялась, каждый по своим прежним городам.
    2. Лакедемоняне прежде всего разрушили Итому до основания, а затем, двинувшись, стали брать один за другим и другие города. Из взятой добычи они посвятили Аполлону в Амиклах медные треножники (III. 18, 7):под первым треножником стоит изображение Афродиты, изображение Артемиды – под вторым, а под третьим – Коры, дочери Деметры. Такие посвящения сделали они здесь, а из мессенской земли они дали жителям Асины, изгнанным аргосцами, ту область около моря, которую асинейцы занимают еще и теперь, а потомкам Андрокла (IV, 4, 4) – так как у Андрокла была дочь и дети у этой дочери; после смерти Андрокла они бежали в Спарту – им они выделили область, называемую Гиамеей.
    3. С оставшимися мессенянами лакедемоняне поступили следующим образом. Прежде всего они клятвой обязали их никогда не отпадать от них и не задумывать какого-либо другого государственного переворота; во-вторых, они не назначили им никакого определенного оброка, но обязали их доставлять в Спарту половину всего, что они получают с земли. Было также предписано, чтобы при погребении царей и других важных лиц мужчины и женщины из Мессении провожали их в черных одеждах. На тех, кто нарушал это постановление, налагалась пеня. О злостно-оскорбительных наказаниях, которым подвергались мессеняне, Тиртей говорит в своих песнях:
    «Словно ослы чередой тяжкое бремя неся
    Волей владык под гнетом жестокой нужды, половину
    В Спарту должны они дать, что им приносят поля».
    А что они должны были вместе со спартанцами носить траур, это им высказано в следующем месте:
    «Если постигнет царей неизбежная смертная участь,
    Плач о владыках поднять жены и сами должны».
    4. Попав в такое положение, вместе с тем и в будущем не надеясь на милосердие со стороны лакедемонян, считая предпочтительнее при настоящем своем положении смерть с оружием в руках, или даже окончательное изгнание из Пелопоннеса, они стали замышлять восстание, несмотря ни на какой риск. К этому особенно стремилась молодежь, еще не испытавшая ужасов войны, благородная в своих помыслах и предпочитавшая умереть в свободной своей родине, даже если бы рабское положение предоставляло ей всякое благополучие.
    5. Такая молодежь росла во многих местах Мессении, но лучшая и наиболее многочисленная была в Андании, а среди нее был Аристомен, который и теперь еще чествуется мессенянами как величайший герой. <Как это рассказывается и о других героях>, так и мессеняне считают обстоятельства рождения Аристомена далеко необычными: они сохраняют сказание, что с Никотелеей, матерью Аристомена, сочетался дракон или бог, принявший образ дракона. Я знаю, что подобное же македоняне рассказывают об Олимпиаде, а сикионяне об Аристодеме. Но тут есть большая разница: мессеняне не приписывают Аристомену рождение от Геракла или Зевса, как македоняне, которые делают Александра сыном Аммона, а сикионяне – Арата сыном Асклепия; отцом Аристомена большинство эллинов называют Пирра, а сами мессеняне, как я знаю, при возлияниях называют Аристомена сыном Никомеда. Итак он, будучи в цвете сил и отваги, вместе с другими знатными лицами стал побуждать к восстанию. Делали они это не сразу и не открыто, но тайно посылали в Аргос и к аркадянам спросить, хотят ли они помогать им столь же решительно и смело, как и в первой войне.

    0

    15

    XV
    Время второй Мессенской войны. Аристомен – полномочный полководец. Лакедемоняне просят Афины о помощи. Афиняне посылают им Тиртея. Через год готовятся к битве у «Могилы кабана».

    1. Когда у них все уже было готово для войны и со стороны союзников они увидали больше готовности, чем даже ожидали, так как и у аргосцев и у аркадян уже ярко горела ненависть к лакедемонянам; при таких обстоятельствах мессеняне восстали на 39-м году после взятия Итомы, в четвертый год 23-й олимпиады, на которой Икар из Гипересии (в Ахейе) победил в беге. В Афинах были уже ежегодно избираемые архонты, и архонтом в Афинах был Тлисий. Кто были тогда царями в Лакедемоне, Тиртей не называл их имен, Риан же в своей поэме считает Леотихида царем во время этой войны. Но я лично не согласен ни в коем случае с Рианом вот на каком основании: хотя Тиртей и не назвал имени царя, однако, можно думать, что в следующих стихах он указывает это. Данная элегия написана им на первую войну:
    «Вкруг Итомы в боях без году двадцать годов
    Смело сражались они, терпя великие беды
    Наших славных отцов смелые духом отцы».
    Ясно, что эту войну мессеняне начали тогда спустя два поколения после первой войны и хронологически по времени выходит, что в Спарте тогда царствовали Александр, сын Эврикрата, внук Полидора, а из второго дома Анаксидам, сын Зевксидама, внук Архидама, правнук Феопомпа. В потомстве Феопомпа я дошел до четвертого колена, потому что Архидам, сын Феопомпа, умер раньше отца, и власть перешла к Зевксидаму, бывшему внуком Феопомпа. Леотихид же, как известно,царствовал после Демарата, сына Аристона, а Аристон был седьмым потомком Феопомпа.
    2. Тогда в первый раз мессенцы столкнулись с лакедемонянами в своей стране при так называемых Дерах; это был первый год их восстания; союзников ни с той, ни с другой стороны не было. Победа осталась нерешенной, но говорят, что Аристомен явил такие подвиги, которые превосходили силы обычного человека, так что после этой битвы мессеняне хотели избрать его царем, тем более, что он был из рода Эпитидов; когда же он отказался от этого избрания, они назначили его полномочным предводителем войска. По мнению Аристомена, добиться славы в битве даже ценою жизни не откажутся и другие люди; для себя же он считал прежде всего необходимым в самом начале войны чем-либо лично поразить лакедемонян, а на будущее время внушить им к себе еще больший страх. С этой целью, войдя ночью в Лакедемон, он посвятил у храма богини «Медного дома» щит с посвятительной надписью: «Аристомен приносит богине дар из добычи спартанской».
    3. И лакедемонянам было прорицание из Дельф призвать к себе как помощника и советника (намеченного богом) афинского мужа. И вот они отправляют к афинянам посольство, чтобы оно сообщило им вещание бога и попросило дать им человека, который мог бы им посоветовать, что нужно им делать. Афинянам не хотелось делать ни того, ни другого; им не хотелось, чтобы лакедемоняне без больших трудов и опасностей овладели лучшей частью Пелопоннеса, но не хотели они и ослушаться воли бога. Поэтому они нашли некоего Тиртея – он был учителем грамоты, считался человеком небольшого ума и был хромым на одну ногу; его-то они и послали в Спарту. Прибыв туда, он сначала только знатным, а затем и всем, кого он мог собрать, стал петь элегии и свои «анапесты» – походные песни.
    4. Спустя год после битвы при Дерах, когда и к тем и к другим прибыли союзники, обе стороны стали готовиться, чтобы вступить в битву при так называемой «Могиле кабана». К мессенянам прибыли элейцы, аркадяне, а также вспомогательные отряды из Аргоса и Сикиона. Были здесь и те, которые раньше добровольно бежали из Мессении, из Элевсина – те, которые наследственно совершали служение Великим богиням, а также потомки Андрокла: с их стороны как раз было оказано мессенянам наибольшее содействие. На помощь лакедемонянам пришли коринфяне и некоторые из лепреатов, вследствие своей ненависти к элейцам. У асинейцев же был клятвенный договор (о невмешательстве) с обеими сторонами. Это местечко «Могила кабана» находится у Стениклера в Мессении. Говорят, что здесь Геракл обменялся взаимными клятвами с детьми Нелея над разрезанными частями кабана.

    0

    16

    XVI
    Подвиги Аристомена. Спартанцы бегут. Тиртей поддерживает их храбрость. Восторженная встреча Аристомена. Его щит. Он спасает от бесчестия взятых в плен спартанских девушек и отпускает их за выкуп.

    1. С обеих сторон перед битвой прорицатели принесли жертвы; со стороны лакедемонян – Гека, потомок и тезка тому Геке, который прибыл в Спарту с сыновьями Аристодема; со стороны мессенян – Феокл; этот Феокл был родом от Эвмантиса, а этого Эвмантиса, родом элейца из фамилии Иамидов, Кресфонт привел с собой в Мессению. Присутствие таких мудрых гадателей тем более побуждало их к битве. Из числа сражавшихся многие пылали готовностью к бою, насколько каждому позволяли его возраст и силы: особенно же выделялся лакедемонский царь Анаксандр и те из спартанцев, которые его окружали; со стороны же мессенян – потомки Андрокла, Финтас и Андроклес и те, которые стояли с ними, всячески старались проявить себя храбрыми воинами. Тиртей же и гиерофанты (жрецы) великих богов сами не участвовали в битве, но, стоя в тылу каждый своего войска, поощряли задние ряды.
    2. Что касается самого Аристомена, то дело обстояло так. Около него был отборный отряд мессенян в восемьдесят человек, одного с ним возраста; каждый из них считал для себя великой честью, что он удостоился сражаться вместе с Аристоменом; они быстро соображали, что начинал или даже еще собирался сделать каждый их них, а особенно их вождь. И им самим и Аристомену пришлось принять на себя первый удар, так как они стояли против Анаксандра и лучших из лакедемонян. Не боясь ран и руководимые высшей степенью ярости благодаря стойкости и натиску, они опрокинули стоящих около Анаксандра.
    3. Преследовать их в бегстве Аристомен поручил другому отряду мессенян, а сам устремился туда, где вражеский строй стоял особенно крепко; а когда он одолел и их, вновь обратился на других. Быстро потеснил он и этих и ему стало уже легче нападать на оставшихся до тех пор, пока ему не удалось, наконец, разбить и рассеять весь строй как самих лакедемонян, так и их союзников. И когда они бежали, забыв уже всякий стыд, даже не желая поджидать друг друга, он нападал на них с тылу, распространяя среди них больший ужас, чем это могла бы сделать даже безумная храбрость одного человека. Тут на равнине росла дикая груша; прорицатель Феокл не позволял Аристомену бежать мимо нее; он не раз говорил ему, что на этой дикой груше сидят Диоскуры. Но Аристомен под влиянием своего гневного возбуждения не услыхал всего, что говорил ему прорицатель, и когда оказался у этого дерева, он потерял свой щит. Этот промах Аристомена дал возможность некоторым из лакедемонян спастись в бегстве, так как Аристомен потерял время, стараясь найти свой щит.
    После этого поражения лакедемоняне упали духом и хотели уже прекратить войну, но Тиртей своими песнями изменил их мысли; вместо убитых они зачислил в свои отряды мужчин из илотов.
    4. Аристомена же, когда он вернулся в Анданию, женщины закидали венками и цветами и сложили песню, которая поется еще и до нашего времени:
    «Долом широким близ Стениклера, по горным вершинам
    Гнал герой Аристомен Спарты трусливых бойцов».
    И свой щит Аристомен вернул себе после того, как он отправился в Дельфы, и потом, как ему повелела Пифия, спустился в таинственное святилище Трофония в Лебадии. Впоследствии этот щит он посвятил богу, принеся его в Лебадию, где я его сам видел висящим; в виде герба на нем был изображен орел, распустивший крылья по обе стороны до края обода.
    5. После этого, когда Аристомен вернулся из Беотии, найдя свой щит в пещере Трофония и принеся его с собой, он тотчас стал замышлять еще большие подвиги. Собрав всех мессенян и особенно свой отборный отряд, дождавшись позднего вечера, он двинулся на город в Лаконии, древнее название которого и в «Каталоге» у Гомера было Фарис, спартанцами же и окружными жителями он назывался Фарами. Подойдя к нему, он всех, пытавшихся сопротивляться, перебил и, забравши добычу, погнал ее в Мессению. Когда лакедемонские гоплиты и их царь Анаксандр напали на них на пути, он обратил в бегство и их и устремился преследовать Анаксандра. Раненый копьем в заднюю часть, он должен был прекратить преследование, однако, не потерял той добычи, которую он гнал. После перерыва, достаточного для того, чтобы залечить рану, он ночью собирался сделать нападение на самую Спарту; от этого он был удержан явившимися ему призраками Елены и Диоскуров, но днем он устроил засаду на девушек, которые в Кариях совершали торжественный хоровод в честь Артемиды (III. 10,7), и всех тех, отцы которых отличались богатством или знатностью, он взял в плен и увел в мессенскую деревню, где и оставил на целую ночь, поручив охрану над девушками людям из своего отряда. Тут юноши под влиянием опьянения, да и вообще, думаю, не отличающиеся твердостью характера, пытались совершить над девушками насилие. Аристомен старался удержать их, говоря, что они намереваются совершить то, что считается у эллинов недозволенным; так как они не слушали никаких слов, то некоторых из них, особенно пьяных, он принужден был убить. Пленных же девушек он взял к себе и отпустил их за большой выкуп такими же, как он их взял, чистыми.

    0

    17

    XVII
    Аристомен взят в плен женщинами, справлявшими свой праздник в Эгиле, но ночью спасается бегством. Лакедемоняне подкупают аркадского царя Аристократа; впоследствии лакедемоняне несут за это кару. При начале сражения Аристократ и аркадяне бегут. Мессеняне разбиты. Аристомен собирает уцелевшие остатки войска и занимает Гиру, где он еще одиннадцать лет борется со спартанцами.

    1. В Лаконике есть местечко Эгили, где находится чтимый храм Деметры. Узнав, что там женщины справляют праздник, Аристомен и его сотоварищи <попытались их захватить, но> так как очевидно не без помощи богини женщины решили защищаться, то многие из мессенян получили ранения ножами, которые женщины употребляли при жертвоприношениях, и вертелами, на которые они натыкали мясо, чтобы жарить, а самого Аристомена, поражая его факелами, они взяли живым. Однако он спасся той же самой ночью в Мессению. То, что он ушел, в этом обвиняли жрицу Деметры, Архидамею. Она отпустила его не за деньги, но потому что еще раньше она была влюблена в него, а в свое оправдание она сказала, будто Аристомен бежал, пережегши свои веревки.
    2. На третьем году войны, когда должна была произойти битва у так называемого «Большого рва» и к мессенянам пришли вспомогательные отряды изо всех аркадских городов, лакедемоняне подкупили Аристократа, сына Гикеты, родом из Трапезунта – он был царем у аркадян и в это время главнокомандующим над их войском. Лакедемоняне – первые из всех, кого мы знаем, подкупили дарами своего врага, первые, которые победу на поле битвы сделали покупным товаром. До того времени, как лакедемоняне столь недостойно преступили законы войны по отношению к мессенянам, до этой измены аркадянина Аристократа, вступавшие в сражение решали исход боя своей доблестью и соизволением бога. Известно, что и позднее, когда лакедемоняне при Эгоспотамах (Козьих реках) вступили в бой с афинскими кораблями, они подкупили Адейманта и других афинских стратегов.
    3. Однако с течением времени и самих лакедемонян постигла так называемая «Неоптолемова кара». Неоптолему, сыну Ахиллеса, убившему Приама у очага Зевса-Геркейского (Хранителя домашнего очага), было суждено и самому пасть в Дельфах у жертвенника Аполлона, поэтому, если зло, сделанное кем-либо другому, затем постигает его самого, это называется «Неоптолемовой карой». Соответственно с этим, когда лакедемоняне достигли высшего процветания, уничтожили весь афинский флот и Агесилай покорил уже большую часть Азии, им не только не удалось отнять всей власти у персидского царя, но этот варвар их же обманул, применив их же прием, послав деньги в Коринф, Аргос, Афины и Фивы и благодаря этим деньгам началась так называемая Коринфская война, так что Агесилай был принужден покинуть все то, чего он добился в Азии. Таким образом, то коварство, которое лакедемоняне применили к мессенянам, божество предопределило обратить на них самих, им же на погибель.
    4. Когда Аристократ получил деньги от лакедемонян, он сначала скрывал от аркадян задуманное им предательство, а когда они уже готовились вступить в бой, только тогда он внушил им страх, <уверив>, что они застигнуты на неудобной позиции и что, в случае если они будут побеждены, им не будет никакой возможности к отступлению; и жертвы для них, говорил он, оказались неблагоприятными. Поэтому он велел каждому из них по данному знаку спасаться бегством. Когда лакедемоняне стали подходить и внимание мессенян было обращено на вражеский фронт, тогда Аристократ в самом начале битвы стал уводить аркадян и таким образом левое крыло и центр у мессенян оказались обнаженными и покинутыми; так как элейцы отсутствовали при этой битве, отсутствовали и аргосцы и сикионяне, то аркадяне заняли оба эти места. Но Аристократ сделал нечто большее, чем это: он велел своим отступить через ряды мессенян. Неожиданность такого движения при данных обстоятельствах поставила мессенян в тупик, а вместе с тем, вследствие прохода аркадян через их ряды, они пришли в такое замешательство, что почти не знали, что им делать в данный момент. Вместо того, чтобы обращать внимание на наступавших уже лакедемонян, они с удивлением и ужасом смотрели на убегающих аркадян; одни стали умолять их остаться с ними, другие обращались к ним со словами брани и оскорблений, как к предателям и людям, потерявшим совесть.
    5. Когда мессеняне остались одни, то лакедемонянам было нетрудно их окружить, и они одержали победу; ни одна победа не доставалась им так легко и безо всякого труда. Аристомен и окружающие его оставались на месте и старались сдерживать наиболее сильно наступавших лакедемонян, но их было мало и большой пользы они не могли принести. Из числа простых мессенян погибло такое количество, что, вначале мечтая вместо рабов стать господами лакедемонян, теперь они уже не имели даже надежды на спасение. Погибло много и знатнейших лиц, в том числе Андрокл и Финта, а также совершивший особенно славные подвиги в битве Фана, тот самый, который перед этим одержал победу в Олимпии в длинном беге.
    6. После этой битвы Аристомен стал собирать разбежавшихся мессенян и посоветовал им оставить Анданию и большинство других городов, находящихся в середине области, и переселиться на гору Гиру. Когда они собрались сюда, они были осаждены лакедемонянами, которые думали, что они тотчас победят их. Но у мессенян даже после поражения у «Рва» хватило еще сил защищаться в продолжение одиннадцати лет. Что длительность осады была именно такая, на это указывают песни Риана, где он пишет о лакедемонянах:
    «Возле ущелий Белой горы они воевали:
    Двадцать два раза хлеба поднимались и стужей сменялись»
    Он считал вместе зимы и лета, всходами считая зеленый хлеб или немного раньше до жатвы

    0

    18

    XVIII
    Набеги мессенян на владения спартанцев. Недостаток хлеба и волнения в Спарте. Аристомен разграбляет Амиклы. Раненый Аристомен попадает в плен и сброшен в пропасть. Аристомен чудесно спасается и возвращается в Гиру.

    1. Когда мессеняне поселились на Гире и потеряли доступ ко всем другим частям Мессении, кроме той приморской, которую сохранили для них пилосцы и мофонейцы, они стали делать набеги и грабить как Лаконию, так и бывшую свою страну, считая ее уже для себя страной вражеской. Многие лица собирали такие отряды для нападения, как кому удастся, Аристомен же довел свой отборный отряд до трехсот человек. Они грабили и опустошали лаконскую землю, кто как мог: забирая хлеб, скот и вино, они пользовались им для собственного потребления, а движимое имущество и людей они продавали за деньги. Так что лакедемоняне постановили оставить пока идет война Мессению и прилегающую часть Лаконии без обработки: ведь все равно они возделывали их скорее для Гиры, чем для самих себя.
    2. Но вследствие этого в Спарте возник недостаток в хлебе, а вместе с недостатком поднялось возмущение: те, которые имели там поместья, не желали мириться с тем, что их земли остаются пустовать; однако эти распри успокоил Тиртей.
    3. Аристомен же со своим отборным отрядом поздним вечером двинулся походом и благодаря быстроте передвижения он успел появиться в Амиклах перед восходом солнца; он взял этот городок Амиклы, разграбил его и успел уйти прежде, чем из Спарты пришли им на помощь. Он делал набеги и позднее на эту страну, пока не наткнулся на отряды лакедемонян, вдвое сильнейшие, чем его, и под предводительством обоих царей. Отбиваясь, он получил много ран и, кроме того, вследствие удара камнем в голову у него потемнело в глазах; он упал и тогда все лакедемоняне <всей гурьбой> бросились на него и взяли его в плен живым; вместе с ним они взяли из его отряда около пятидесяти человек. Всех их лакедемоняне решили бросить в Кеаду, в пропасть (1): они бросают туда тех, кого они хотят наказать за величайшие преступления.
    4. Мессеняне, сброшенные туда, тотчас же погибли; Аристомена же, как и при других обстоятельствах, так и тогда охранял какой-то бог. Прославляющие его деяния говорят, что когда Аристомен был сброшен в пропасть, то орел подлетел под него и поддерживал его своими крыльями до тех пор, пока не спустил его вниз, так что он не получил никакого ушиба и никакой раны. Но божество решило и оттуда указать ему выход. Когда он оказался на дне пропасти, он лег на землю и, завернувшись в плащ, спокойно стал ожидать конца, считая, что все равно ему суждено умереть. На третий день после этого он услыхал шорох и, раскрывшись, – он уже мог видеть в темноте – увидал лисицу, обгрызавшую трупы. Сообразив, что животное откуда-нибудь должно было войти, он стал ждать, чтобы лисица подошла к нему ближе, а когда она подошла, он ее схватил за хвост; когда же она бросилась на него, он набросил плащ на другую руку и предоставил ей кусать ее. Большую часть дороги он бежал вместе с ней, а в наиболее трудных местах (там, где путь был чересчур непроходим) он даже полз за ней. Наконец он увидал отверстие, достаточное, чтобы пролезть лисице, и через него был виден свет. И вот, когда Аристомен ее отпустил, лисица, думаю я, бросилась в свою нору, но так как это отверстие не давало возможности выйти и ему, он руками расширил его и невредимо вернулся домой в Гиру. Если странным противоречием его обычному счастью казалось уже то, что он попал в плен – его предусмотрительность и смелость были так велики, что никак нельзя было подумать, чтобы Аристомен мог стать пленником, – но еще более странным, скажу, чудесным образом произошло его спасение из пропасти, и для всех совершенно ясно, что это было не без воли и помощи бога.
    Примечания
    1   В подлинном значении слова – «расщелина земли». Их было много по Греции, как остатки землетрясений и потухших вулканов. В Афинах такую пропасть называли «баратрон».

    0

    19

    XIX
    Аристомен разбивает коринфян, союзников спартанцев, и приносит жертвы. Во время перемирия Аристомен взят в плен критскими стрелками, но ночью освобожден девушкой.

    1. Быстро, через перебежчиков было дано знать лакедемонянам, что Аристомен вернулся невредимым. Это сообщение казалось настолько невероятным, как если бы кто сообщил, что он воскрес из мертвых, но Аристомен лично постарался убедить их в этом. Коринфяне послали лакедемонянам военный отряд, чтобы помочь им взять Гиру. Узнав через своих разведчиков, что во время пути они идут в большем беспорядке, чем обычно, и своих стоянок не охраняют, Аристомен нападает на них ночью. Многих из них он убивает еще спящими, в том числе их предводителей, Гиперменида, Ахладая, Лисистрата и Сидекта. Разграбив и палатку вождей, он дал возможность лакедемонянам ясно понять, что сделал это только Аристомен и никто другой из мессенян.
    2. Он принес жертву и Зевсу-Итомскому, которую называют – Гекатомфонии (Сто жертв). Это жертвоприношение установлено с древних времен и считается за правило, что ее приносят те из мессенян, которые убили сто неприятелей. В первый раз эту жертву Аристомен принес после того, как произошло сражение при «Могиле кабана», принести ее вторично дало ему возможность ночное избиение коринфян; говорят, что третий раз он принес эту жертву при последующих набегах.
    3. Наступали праздники Гиакинфий (1), поэтому лакедемоняне заключили с Гирой сорокадневное перемирие, удалились сами домой и там справляли праздник. Но критские стрелки, которых лакедемоняне вызвали из Ликта и других городов в качестве наемников, бродили вдоль и поперек по всей Мессении; семь человек из этих стрелков устроили засаду на Аристомена, так как он, полагаясь на перемирие, выйдя из Гиры, ушел далеко и двигался с меньшими предосторожностями. Схватив его, они связали его теми ремнями, которые у них были на колчанах. Наступал вечер. Поэтому двое из критян ушли в Лакедемон сообщить радостную весть о том, что Аристомен захвачен в плен, а остальные удалились в один мессенский дом.
    4. Там жила девушка с матерью; она была сиротой, так как отец ее был убит. В предыдущую ночь эта девушка видала следующий сон: к ним, в их деревенский дом волки привели льва связанным и без когтей; она развязала оковы у льва, нашла ему когти и ей снилось, что таким образом волки были растерзаны львом. И вот тогда, когда критяне ввели Аристомена, девушка сообразила, что исполняется сон, приснившийся ей этой ночью, и спросила мать, кто это такой; узнав, она укрепилась в своем намерении и, взглянув на него, она поняла, что он поручает ей сделать. Она щедро подливала вино критянам, так что они стали пьянеть и у наиболее крепко заснувшего она похищает кинжал. Этим кинжалом девушка разрезала оковы Аристомена и он, схвативши меч, убил <критян>. Эту девушку взял себе в жены Горг, сын Аристомена: этим Аристомен отплатил девушке за свое спасение, хотя Горгу не было еще и 18 лет, когда он женился.
    Примечания
    1   Весенний праздник, когда не позволялось вести войну, вроде средневекового «Божьего мира».

    0

    20

    XX
    Гире грозит взятие. Предсказание должно совершиться. Аристомен закапывает талисман на горе Итоме. Прелюбодеяние готовит гибель мессенянам.

    1. На одиннадцатом году осады было суждено, что бы Гира была взята и мессеняне были изгнаны из своих домов и таким образом бог исполнил то предсказание, которое он изрек некогда Аристомену и Феоклу. Когда они после поражения у «Рва» пришли в Дельфы и вопросили бога о возможности для них спасения, Пифия дала им такой ответ:
    «Если «трагос» напьется воды извилистой Неды
    Больше мессенскую землю спасать от бед не могу я:
    Близкая гибель тогда ей и день истребленья».
    Истоки этой реки Неды находятся на горе Ликее; эта река, пройдя через Аркадию и вновь повернув в Мессению, является границей между приморскими областями мессенской и элидской земель. С этого времени мессеняне были в постоянном страхе, как бы козлы не напились воды из реки Неды. Но на самом деле божество дало следующее предзнаменование. Есть у эллинов дерево дикой смоковницы, которое они называют «олинфом», мессеняне же – «трагос». Росшая тогда у Неды дикая смоковница росла не прямо, но сгибалась над водою и краями своих листьев уже касалась воды. Увидавши это, прорицатель Феокл понял, что под словом «трагос, пьющий из реки Неды», Пифия подразумевала эту дикую смоковницу и что для мессенян наступил уже роковой конец; от других он держал это в тайне, но Аристомена он подвел к этой смоковнице и указал ему, что время пощады для них уже истекло, Аристомен согласился с этим; он понял, что пришел их последний час; тем не менее он предусмотрительно предпринял меры, какие позволяли ему данные обстоятельства.
    2. У мессенян был талисман (тайная вещь); если бы он погиб, то Мессения навеки бы исчезла в безднах небытия, но если он будет сохранен, то предсказания Лика, сына Пандиона, говорили мессенянам, что с течением времени они вновь получат эту страну. Зная эти предсказания, Аристомен с наступлением ночи взял этот талисман и унес. Уйдя в самую уединенную часть бывшей Итомы, он зарыл его на горе Итоме и молил Зевса, властителя Итомы и богов, которые до сих пор спасали мессенян, быть хранителями той тайны, которую он тут скрыл, и не допустить, чтобы единственная надежда мессенян на возвращение в свою страну оказалась в руках лакедемонян.
    3. После этого мессенян стали постигать несчастия, как некогда троянцев, от женской неверности. Мессеняне владели как горой Гиры, так и местностью от горы до реки Неды и у некоторых из них были дома вне городских стен. Из Лаконики к ним не приходило перебежчиков, за исключением раба, принадлежавшего Эмпераму; этот раб был пастухом, и он пригнал коров своего господина, а Эмперам был из числа знатнейших лиц в Спарте. Этот пастух гонял стадо недалеко от Неды. Он увидал здесь жену одного из мессенян, живших вне стен, когда она пришла за водою. Влюбившись, он решился с ней заговорить, и сделав ей подарки, он с нею сошелся. С этого времени он стал подстерегать, когда муж этой женщины уходил нести стражу; эту охрану крепости мессеняне несли поочередно, так как они больше всего боялись, как бы этим путем враги не вошли в город. И всякий раз когда он уходил, пастух приходил к женщине. Так вот как-то ночью мужу этой женщины вместе с другими пришлось итти на стражу; случилось, что в эту ночь бог послал сильный дождь. И мессеняне покинули свои сторожевые посты: дождь лил как из ведра и совершенно их заливал, а ввиду спешности постройки не были выстроены ни прикрытия, ни башни, да и вообще они не думали, чтобы в такую темную, безлунную и ненастную ночь лакедемоняне могли двинуться на них. Что же касается Аристомена, то за несколько дней перед этим он был ранен, так как отбивал одного купца из Кефаллении, своего приятеля, везшего в Гиру все то, в чем они нуждались, от лакедемонян и аптерских стрелков (из Крита), которыми командовал спартанец Эвриал; этого кефалленца и все то, что он вез, он спас, но сам был ранен и не мог пройти и проверить сторожевые посты, как он это делал обыкновенно. Это было главной причиной, почему акрополь был покинут стражей. Каждый из этих сторожей ушел со своего поста домой, равно и муж той, которая имела любовником пастуха. В это время пастух был у нее в доме; заметив возвращающегося мужа, она тотчас же со всею поспешностью спрятала любовника. Вошедшего мужа она встретила с такой приветливостью как никогда прежде, и спросила, по какой причине он пришел. Он, не зная, что у нее есть любовник и что пастух находится в доме, рассказал ей всю правду, что и он, и все другие, по его словам, покинули свои посты из-за сильного ливня. Его слова слыхал и пастух, и когда он точно узнал обо всем, он вновь перебежал от мессенян к лакедемонянам.
    В это время у лакедемонян при войске не было царей, а над осаждавшим Гиру отрядом командовал тогда Эмперам, господин этого самого пастуха. Явившись к нему, он прежде всего испросил прощение за совершенное им преступление, за то, что он бежал от него, а затем указал, что в настоящее время очень легко можно взять Гиру, передавши ему все, что он слыхал от мессенца.

    0